Из многочисленных отцовских открыток я узнал, что папочка за эти годы еще трижды объехал весь земной шар. Это меня не удивило. Сведения были скудные, согласитесь. Главное, ничего о маме. Я стал перебирать видеокассеты, и тут мне повезло. Как видно, мой двойник или предшественник, не знаю, как его называть, — одним словом, Мартынцев, который жил здесь до меня, любил снимать на видеопленку памятные семейные события. На кассетах были карандашные надписи: «Рождение Никиты», «Никите годик», «Выпускной вечер», «Проводы в армию», «Свадьба» и так далее. Последней в этом ряду стояла кассета с надписью «Даша идет в школу». Она была снята три недели назад.
Я начал с нее. Полчаса ушло на овладение японской техникой. И вот на экране появилась Даша с букетом, рядом с ней Татьяна, а с другой стороны — мама! Вот счастье! Мама жива и здорова и выглядит почти так же! Я чуть не подпрыгнул от радости.
Быстренько просмотрев сюжет в ускоренном темпе, отчего вся моя семья прыгала и бегала на экране, как в фильмах Чаплина, причем раза два мелькнул и я — какой-то нелепый, чему-то радующийся, — я перешел к другим пленкам.
Я узнавал свое прошлое в ускоренном темпе. Бегали, смешно обнимаясь и позируя, люди на экране, среди которых я временами узнавал знакомые лица; уезжали поезда, взлетали самолеты… Какой-то чужой человек с моим лицом вводил невесту в зал Дворца бракосочетаний, выносил сверток с младенцем из родильного дома, получал аттестат зрелости…
Я вдруг подумал, что ничего этого уже не будет в моей жизни. Я уже проскочил.
Внезапно я увидел себя на сцене с гитарой. Я переключил скорость на нормальную. Я пел в составе ансамбля из четырех человек на каком-то студенческом вечере. Песня была мне незнакома. Потом на сцену вышел ведущий и сказал: «Группа «Сальдо» — Сергей Мартынцев, Владимир Ряскин, Роберт Арутюнян, Глеб Старовский».
Они опять запели. То есть мы запели. Песня была ничего, с душой. Мне понравилось.
Я прослушал концерт до конца. Пленка уже кончалась, как вдруг появилось изображение какой-то свадьбы — не моей, а другой, потому что свою я уже пробежал. У нас все было как у людей. Здесь же праздновали с излишней помпой, в потрясающем банкетном зале… Видимо, свадьба была записана раньше концерта, а потом стерта, так что остался лишь кончик с танцами. Я увидел себя — я был пьяный, неуклюже пытался танцевать. Наконец камера выхватила невесту и жениха. Я вздрогнул: это были Марина и Толик. Я выругался самым страшным ругательством, которое знал. Пленка кончилась.
«Надо искать паяльник, распаивать часы и двигать отсюда», — подумал я апатично. Но куда? Теперь было все равно — что вперед, что назад.
Хотелось увидеть маму. Но как ее разыскать? Я перелистал все записные книжки. Маминого телефона не было. Естественно, кто же записывает в книжку мамин телефон! Его знают на память.
Прибежал из школы Никита. Он был без косичек. Впрочем, тут же заплел их и переоделся с явным намерением куда-то удрать.
— Ты бабушкин телефон не помнишь? Выскочило из головы, — сказал я.
— Нет, не помню, — он уже был в дверях.
— Странно. Ты разве не звонишь ей?
— А зачем? Она квартиру не хочет менять. Из-за нее живем тут как сельди в бочке!
— Что-то я не пойму. Да постой ты! Какую квартиру?
— Дядя Сережа, ты не заболел? Бабка не хочет менять прадедову квартиру. Не хочет ехать в однокомнатную. Вредина!
Он убежал.
Я тут же оделся и поехал по дедову адресу.
Мать встретила меня как-то равнодушно. Я даже опешил. Все казалось, что мне должны бросаться на шею после шестнадцатилетнего отсутствия. Может, мы с нею вчера виделись.
Но мы вчера не виделись, как вскоре выяснилось.
Я разговаривал с нею так, как вчера, на кухне, когда мы в последний раз ужинали вместе — там, в моей юности. Ее, кажется, это удивило. Она потихоньку меняла тон, будто оттаивала. Начала улыбаться, но как-то робко, еще не веря.
— Ты сегодня не такой, как всегда… — сказала она.
— Почему?
— Разговариваешь по-человечески.
А мы пока разговаривали на простые темы: как здоровье, о Дашиной учебе… Тут я воспользовался видеофильмом, сюжет которого толково пересказал. Пришлось немного пофантазировать.
— Нет, ты сегодня совсем другой, — сказала она. — И усы сбрил. Правильно сделал, мне они совсем не нравились.
Я вдруг взял ее руку, поднес к губам и поцеловал.
— Помнишь, тут был порез? Уже зажило? — спросил я. — Ты чистила рыбу, потом мы сидели на кухне… И Никита толкался изнутри у Светки…
Мама заплакала:
— Господи, как давно это было. Неужели ты помнишь?..
Она поцеловала меня. Мне стало спокойно и хорошо, как в детстве.
— Мама, это было вчера…
— Да, будто вчера, ты прав…
— Мама, это правда было вчера.
И я стал рассказывать. Все с самого начала. Мать слушала сначала с беспокойством, но через минуту лицо ее прояснилось — она поверила.
— Да-да… Смерть деда. Я тоже от нее веду отсчет. Очень многое после нее стало меняться. Ты резко изменился. Я приписала это переходному возрасту. Ты стал злее и циничнее. Почему-то был обижен на деда. Однажды в сердцах сказал, что дед тебя обманул.