Часы с вариантами

Моя мама - максималистка, как я уже упоминал. Характер ее в молодости оказался таким же, как и в зрелом возрасте, если не тверже. По намекам и недомолвкам родителей я установил, что отец влюбился в машинистку редакции, где он работал, и теперь мучается, не зная, что делать. Мать, кажется, не собиралась его прощать, машинистке же было лестно, что за ней ухаживает начальник отдела молодежной газеты. Дело шло к развязке. Мама, как видно, надеялась, что анонимный звонок, благодаря которому она обо всем узнала, злостная сплетня. Отец старался ее в этом убедить, он лгал и изворачивался так, что мне было стыдно за него, но в семье становилось все сумрачнее.

Моя старшая сестра ничего не замечала. Поразительная ненаблюдательность! Впрочем, она только что научилась складывать и вычитать и ужасно задавалась передо мною.

Как-то за ужином она спросила:

- А сколько будет пять плюс три? Вот и не знаешь

- Восемь, к твоему сведению, - сказал я. - А трижды пять?

Она чуть не подавилась.

- Сколько же будет трижды пять? - заинтересовался папа.

- Пятнадцать, - пожал плечами я.

- А... четырежды пять?

- Двадцать.

- А семью... восемь! - округлив глаза, спросила мама.

- Пятьдесят шесть, - ответил я невозмутимо.

Последовала долгая пауза. Светка обеспокоенно переводила глаза с папы на маму. Отец взял меня за руку и увел из-за стола в комнату. Там он прогонял меня по всей таблице умножения.

- Откуда ты это знаешь? - спросил он наконец.

- На Светкиной тетрадке написано. Сзади, - сказал я.

Папа проверил. Действительно, на последней странице обложки Светкиной тетради была напечатана таблица умножения. Папа хмыкнул.

- Слушай, может быть, ты вундеркинд? - спросил он.

- Вполне возможно, - ответил я.

Мы вернулись к столу. Конец ужина прошел в приподнятой обстановке. Родители поминутно проверяли таблицу умножения, подозревая какой-нибудь фокус, они смеялись и радовались. Светка на меня разозлилась.

Папа стал проявлять ко мне внимание. Выяснив, что я внезапно научился читать и считать, он подсунул мне шахматный учебник. Через четыре дня я обыграл папу в шахматы, поскольку и раньше, в прошлых жизнях, его обыгрывал, когда он появлялся дома. Папа переключил на меня все свои силы и, по-моему, стал забывать о своей машинистке. Но она его не забывала.

Однажды в воскресенье мы с папой отправились в зоопарк. Папа шел с гордым видом, как бы говоря встречным: "Мой сын - вундеркинд!" У входа в зоопарк нас поджидала красивая молодая женщина с пухлыми губами. Она чем-то напомнила мне мою жену Татьяну. Увидев ее, отец растерялся.

- Здравствуйте, Дмитрий Родионович, - сказала она надменно.

- Почему ты... Почему вы здесь? - спросил отец.

- Вы сами говорили, что в воскресенье пойдете с сыном в зоопарк. Вы же теперь у нас любящий отец, - проговорила она с большим подтекстом.

- Познакомься, Сережа. Это Людмила Петровна... - Отец засуетился. Людмила Петровна, не глядя, сунула мне ладошку. Я ее не заинтересовал. Мы пошли в зимние помещения зоопарка и пробежались вдоль клеток. Отец нервничал, потому спешил. Людмила Петровна хранила молчание.

- Пойдемте посидим в мороженице, - сказал отец, когда мы вышли. При этом он заискивающе посмотрел на машинистку. Она равнодушно пожала плечами. Мне стало жаль отца. Я понял, что он по неопытности влип в эту историю и теперь не знает, как из нее выпутаться.

В мороженице мы с Людмилой Петровной сели за столик, а отец встал в очередь за мороженым. Глядя в упор на Людмилу Петровну, я холодно произнес:

- Людмила Петровна, разве вам не известно, что у отца семья? У него жена и двое детей. Как расценивать в этом случае ваше поведение?

- Как? Как ты сказал? - До нее не дошло.

- Как вы слышали, - продолжал я. - Не надо говорить мне про любовь. То, что происходит, не имеет к ней ни малейшего отношения. Вы пользуетесь служебным положением Дмитрия Родионовича. Наверняка он раньше отпускает вас с работы и делает вид, что Не замечает, когда вы вместо редакционных рукописей перепечатываете гороскопы. Разве я не прав?

Людмила Петровна стала медленно сползать со стула.

- Я прошу вас оставить отца в покое. Иначе я приму меры, - строго закончил я.

- Ме... ты... при... что? - залепетала она.

Вернулся отец с мороженым и двумя чашечками кофе. Людмила Петровна, покрывшись пятнами, вскочила со стула и пулей вылетела из мороженицы.

- Что случилось? Что ты сказал тете? - ошеломленно спросил отец.

- Я сказал тете, что у нее вся спина белая! - закричал я своим звонким детским голоском. Публика вокруг заулыбалась.

Отец опустился на стул и выпил одну за другой обе чашечки кофе.

- А может, оно и к лучшему... - прошептал он.

Таким образом, мне удалось отшить Людмилу Петровну. Как я вскоре узнал, она уволилась из редакции. Но это был лишь первый шаг к восстановлению мира и любви в нашей семье.