Часы Застывшего Часа

За годы совместной пастьбы коровы отлично знали дорогу и в большинстве сами расходились по домам. Хозяйки забирали норовистых, не желавших возвращаться домой, а также не успевший заучить дорогу молодняк. Телочки неотступно следовали за коровами, с которыми вместе жили и впитывали их поведение и привычки, точно как и они покорно брели в коровник или гарцуя, убегали при любой оказии. Стадо растянулось по улицам, оглашая вечернее село протяжными мычаниями. Коровы мычали, бредя по улицам, и мычали, стоя у вовремя не растворенных ворот. Но едва оказавшись за заборами, они успокаивались и позволяли хозяйкам разрешить их от ноши и подоить в третий раз.

Ужинать собрались в кухне. К их возвращению Ильга уже управилась по хозяйству, испекла пышную буханку хлеба и горку больших, размером с тарелку ватрушек, наварила кастрюлю зеленого борща, натолкла картофеля и приготовила творога из утреннего молока. Помимо того, на столе лежала свиная колбаса, стояли чайник, горшочек с березовым медом и крынка с кисляком.

Язару не терпелось рассказать о находке, однако случая все не предоставлялось. Он не хотел перебивать дядю с тетей, и речь за столом шла о бытовых сельских вещах. Далиир расправлялся с борщом, Язар предпочел творог, Ильга ограничилась кисляком.

— Ночью кошку с котятами подбросили, — восторженно сообщила она. — Лежат в сарае.

— Вот там пусть и остаются, — шумно потягивая горячий борщ, строго отозвался дядя и пригрозил: — А сунутся во двор, прибью!

— А сегодня цыплята в сеннике лупились, — продолжала тетя. — Смешные такие! Прыгают с высоты с крыши и не разбиваются! Плюхаются, как мячики, поднимаются и бегут.

— Сколько штук? — спросил дядя, отрывая большой ломоть хлеба.

— Семеро.

— Не уследит.

— Да, — согласилась тетя. — Надо с другой квочкой поделить.

Покончив с борщом, Далиир принялся за свиную колбасу и картошку. Язар пропустил второе блюдо и сразу перешел к чаю с ватрушками.

— А я сегодня… — попытался он поделиться новостью.

— Мурзик! — вдруг воскликнул Далиир.

Все взгляды сразу опустились вниз. К нему ластился молодой рыжий кот с короткими вислыми ушами.

— Дай ему колбасы, — предложила тетя.

Далиир посмотрел на нее сердито.

— Иля! Ты и так ему всю печенку скормила!

— Ты такое не ешь.

— Так потому и не ем, что ее нет!

Мурзик запрыгнул на свой любимый и единственный в кухне обитый ватой мягкий стул и с любопытством, шевеля усами, стал рассматривать содержимое стола.

Несмотря на протесты мужа, Ильга отрезала колбасы, наклонилась к Мурзику и поднесла угощение к самому его рту.

— Ешь, котя, ешь, — ласково приговаривала она.

Мурзик осторожно полизал подношение, маленький кусочек съел, но от остальной части отказался. Тогда тетя открыла дверь, за которой все это время стоял и скребся большой черный лохматый и курчавый пес, и кинула ему недоеденную часть. Пес лязгнул зубами, поймав кусочек колбасы и, не жуя, проглотил. Одурманенный запахом кухни, он переступил порог и начал водить носом, принюхиваясь, в надежде отыскать еще лакомств.

— Мард, выходи, наследишь тут! — приказала тетя, подпихивая пса ногой к выходу. Однако тот не слушался. — Далиш, рявкни на него!

— Мард, вышел! — рявкнул Далиир.

Пес понурил голову и, цокая когтями по деревянному полу, вышел за дверь. Лязгнул дверной замок, на мгновение в кухне водворилась тишина.

— Ну, Язар, рассказывай, — ободряюще обратился дядя к племяннику.

Тот уже успел озвучить историю мысленно, речь его не была сбивчивой, он не спешил. Ильга слушала нетерпеливо: нервно перекладывала руки на столе, поочередно подпирая ими голову, покусывала пальцы, сопровождала рассказ восторженными восклицаниями, изумленно разглядывала глаза альва и то и дело качала головой.

— Ого! Ничего себе! — выдохнула она, когда Язар закончил.

— Только молчком, — распорядился Далиир. — Никому.

— Да, — согласилась она. — Никому говорить нельзя.

— Даже Балику и Раваше? — уточнил Язар.

— Что знают дети, знает и мать, — важно заметил Далиир. — Что знает их мамка, знает и баба. А что знает баба Нара, знает все село. Набегут тогда этезианские. Не то, что иглы в стогу, самого сена не останется: все сметут подчистую!

Жители Этезии обладали дурной славой. Согласно расхожей поговорке они воровали, находясь в нужде, и воровали вдвойне, когда стяжали богатства. Страстные к жизни они расселялись по всему Семарду, далеко за пределами своего королевства, а их угольные волосы и хмурые смуглые лица передавались потомкам, которые уже не помнили родных мест и родного языка. Иные народы считали этезианцев стервятниками, иные чумой, способной заразить весь человеческий род. И даже самый благородный и добронравный этезианец полагался родителями невесты нежелательной парой.

— Да они и не этезианские, — робко возразила Ильга, понимая, о ком говорит ее муж. — Пусть отец их этезианец, зато мать бризарка, и они бризарцы, как и мы.

— Этезианцы, — категорично перебил Далиир, принимаясь за ватрушки. — Чтоб ноги их тут больше не было.

— Они и не приходят давно, — задумчиво отозвалась Ильга, и в голосе ее прозвучала грусть.