Чаткальский тигр

Поэт долго протирал очки кончиком галстука и, надев их, разглядел вдалеке, за синей толщей холодного воздуха, еле приметную лиловую линию, соединяющую Чаткальский кряж с Чимганским. Это и есть плотина. Он стоял и смотрел на нее, пока не почувствовал, что его пронизывает ветер и он изрядно продрог. И Амир Равнак стал медленно спускаться к вековым чинарам, которые казались отсюда не более метелок, а чайханы под их сенью и вовсе не было видно. Он ощущал то радостное чувство, которое испытывает человек, проснувшийся от тяжелого, кошмарного сна.

Он зачерпнул ладонью воды из родника и провел влажными руками по лицу, прежде чем подсел к столу, за которым двое здоровенных джигитов пили чай. Видно, это водители «МАЗов», стоящих неподалеку на обочине. Один из них протянул ему пиалу с чаем.

— Как у вас тут? Все в порядке? — спросил Амир Равнак.

— Разумеется! А разве может быть иначе? — белозубо улыбнулся тот, кто подал чай.

А другой спросил:

— Вы не здешний, домулло?

— Из Ташкента я. Там болтают, будто плотину прорвало…

— Да ну?! — удивился первый джигит. — Выходит, ташкентцы порядочные паникеры, мулла-ака, не в обиду будет сказано.

А второй недовольно проворчал:

— Что они там думают, мы тут в игрушки играем, что ли? Этой плотине и сто бомб вреда причинить не смогут! Это же настоящая гора! Что может сдвинуть с места гору?

Разделив с джигитами хлеб-соль и утешив душу беседой, Амир Равнак тепло распрощался и продолжил путь.

Подъехал он прямо к управлению строительства. По-молодецки резво поднялся на второй этаж, отыскал дверь с надписью «Отдел кадров» и отворил ее. Файзулла Ахмедович сидел за столом и, наклонив голову, что-то писал.

— Садам алейкум! — сказал Амир Равнак с порога.

— О-о-о! — подхватился с места Файзулла Ахмедович. — Прошу, прошу! Каким ветром?

Они обнялись и топтались посреди комнаты, тузя друг друга по лопаткам.

— Спасать тебя приехал, — сказал Амир Равнак.

— От кого-о?

— От потопа! — рассмеялся поэт и рассказал о слухах, взбудораживших население махаллей.

— Ну и выдумщики, ну и выдумщики, — повторял Файзулла Ахмедович. Он подал приятелю стул, а сам сел на свое место и включил электрический чайник. — Кажется, еще до моего прибытия что-то тут было. Около шестого створа чуть-чуть просочилась вода. Но это быстро исправили. А слухи до Ташкента, говорите, докатились? И вон какие! Об-бо, поистине фантазия некоторых болтунов не имеет границ!

— Так, так, — проговорил Амир Равнак. — Выходит, маленькая трещинка все же была? Без ветра листья на деревьях не шевелятся.

— Может, всего-то две капли и просочилось…

— А пока слух о них дошел до Ташкента, они в сель превратились.

— Какой же паникер — чтоб нечистая взяла его! — пустил этот слух?

— Может, Мингбаев знает?

— Если б знал, давно сказал бы мне об этом. Мы с ним почти каждый день видимся. Молодец джигит, не пренебрегает такими стариками, как я, заходит посоветоваться. Едем вместе на плотину, смотрим, принимаем решения. Так что знания твоего старого приятеля Файзуллы кое-кому еще понадобились.

— Отрадно слышать. Как он поживает? Все у него благополучно?

— Все хорошо. Сейчас выпьем по пиале чаю и поедем к нему. Покажу тебе нашу плотину.

Над плотиной слоился сиреневый дым. С гулом сновали взад-вперед самосвалы, под их тяжестью колыхалась земля, с грохотом сыпалась из железных кузовов порода. Натужно взвывали бульдозеры, расстилая гравий и землю. Мягко скользили, уминая и утюжа площадки, тяжелые катки. И всюду копошились люди в высоких сапогах, заляпанных грязью, с потными лицами. Сверкали в руках лопаты, скрежетали, вгрызаясь в камень, высекая искры, кирки. Тот тут, то там появлялся инженер Мингбаев в зеленой спецовке, надетой поверх телогрейки, и в оранжевой пластмассовой каске. Отдавая распоряжения, он жестикулировал руками и старался перекричать шум. Он походил в эти минуты на военачальника, руководящего боем.

Музаффаров и Амир Равнак несколько долгих минут стояли в стороне, любуясь им и не решаясь подойти, чтобы не помешать. Однако Мингбаев увидел их сам. Махнул рукой: дескать, сейчас подойду. Он как раз что-то разъяснял прорабу, развернув на дне опрокинутой железной бочки большой лист бумаги и прижав его углы камнями. Сначала прораб недоуменно пожимал плечами, потом шлепнул себя ладонью по лбу, да так, что едва не слетела шапка, и закивал головой. Караджан хлопнул его по плечу и размашисто зашагал к Музаффарову и Амиру Равнаку.

— Добро пожаловать! — сказал Караджан, здороваясь за руку с поэтом, сразу отметившим про себя, что он похудел, губы потрескались, лицо потемнело от обжигающего предзимнего ветра. Караджан широко развел рукой, как бы открывая этим жестом всю панораму стройки. — Любой из наших батыров достоин стать героем ваших произведений! С кем же сначала вас познакомить — с джигитом, сильным, как Фархад, или девушкой, красивой и пылкой, как Ширин?

— Если я не увижу обоих сразу, то не получится поэма! — смеясь сказал Амир Равнак.