На стоянке оглушительно заревел мотор истребителя. Все, как по команде, повернулись и замахали руками на механика:
— Да выключи, нашел время…
— Зачем же? — возразил Усатый. — Человек делом занимается, готовит машину к вылету.
— Как положение на севере? — задал Серов волновавший всех вопрос.
— Очень тяжелое. Бои идут на подступах к Хи-хону. В руках республиканских войск остался единственный аэродром — Карреньо. А самолетов на нем единицы…
Как ни странно, но встреча с комиссаром на испанском аэродроме Сабадель вблизи Барселоны не очень удивила Евгения Степанова. Усатый тоже не был поражен, увидев Евгения. Видимо, они оба считали, что настоящему коммунисту и солдату место здесь, где развернулась первая битва с фашизмом, где тысячи волонтеров свободы стали грудью на пути фашистских орд.
Улыбнувшись, комиссар спросил, как спрашивал всегда при их встречах:
— Ну как дела, истребитель?
Серов, положив руку на плечо Евгения, ответил за него:
— Воюет как надо!
— Рад слышать. Вчера был на Альканьисе. Пришла из боя эскадрилья Гусева. Смотрю, выскакивает из И-16 маленький такой шарик. Вы думаете кто? Виктор Годунов. Лучшим курсантом у нас в Ленинградской военно-теоретической школе летчиков был. Приезжаю к вам, а навстречу спешит Илья Финн — в этой же школе у меня учился. Вот и тебя, Женя, встретил.
— Вы давно здесь, товарищ комиссар?
— Третью неделю. Должность у меня, правда, неавиационная[29]
, так что не часто будем видеться. Впрочем, кто знает, — улыбнулся Усатый. Над взлетной полосой взмыли ракеты.— По самолетам!
— До свидания, товарищ комиссар!
Короткая встреча, даже поговорить толком не успели. Но весь день Степанова не покидало радостное чувство близости Родины…
Солнце медленно садилось за отроги Каталонских гор, когда с Сабаделя взлетели Серов, Кустов и Финн. «Чатос» легли на курс к Сагунто — аэродрому вблизи Валенсии. Тем временем Степанов, Антонов и Горохов заканчивали подготовку к ночному патрулированию над Барселоной.
Быстро темнело, в небе проглянули первые звезды. К Евгению подошел Вальтер Короуз. Молчаливый австриец часто провожал своих более опытных товарищей в ночные полеты, втайне лелея надежду со временем и самому войти в состав ночного патруля.
— Знаешь, Эухенио, — сказал Вальтер, — слушал я сегодня комиссара и вспомнил свою родину.
— Скучаешь?
— Скучаю. Помнишь, мы как-то летали в разведку к Уэске? Так вот, когда прошли над городом, мне вдруг мой родной Линц увиделся. Тоже очень красивый. И стоит он в горах, чем-то похожих на испанские. А ведь Гитлер и Муссолини на Австрию, как и на Испанию, давно зарятся.
— Знаю. Только Муссолини хотел бы отхватить кусочек с прилегающими к Италии провинциями, а Гитлер намеревается заграбастать Австрию всю.
— Да, это так. Недавно попалась нам с Добиашем к руки австрийская газета. Ни слова о том, что грозит Австрии, но о войне в Испании такую чушь городят — читать стыдно. Такую же грязь лили на восставших австрийских рабочих буржуазные газеты в тридцать четвертом году. Только печать Советского Союза правдиво освещала нашу борьбу…
…Впервые Вальтер Короуз увидел фашистов в октябре тридцать второго года. С отцом-железнодорожникомон приехал в Вену. На вокзальной площади под гром барабанов и рев фанфар маршировали коллонны дико орущих молодчиков. Это местные фашисты встречали приехавших из Германии сподвижников Гитлера — Германа Геринга и Эрнста Рема.
«Смотри, сынок, и запоминай, — сказал ему тогда отец. — Придет время, и те, кто сейчас шагает под знаменами со свастикой, предадут Австрию».
Старый железнодорожник не ошибся. Через полгода реакционное правительство Дольфуса издало чрезвычайный декрет: Коммунистическая партия Австрии объявлялась вне закона. Начались массовые аресты коммунистов.
12 февраля 1934 года в Вене и в Линце, где жили Короуз и его друг Том Добиаш, вспыхнуло вооруженное восстание. Трое суток рабочие двух крупнейших городов Австрии сражались с полками правительственных войск. Восставшие дрались отчаянно, но силы были неравны: у правительства были танки, авиация и артиллерия.
Тому Добиашу и Вальтеру Короузу, до последней минуты находившимся на баррикадах, как и другим участникам восстания, нельзя было оставаться на родине. Они ушли в Чехословакию, но после перехода границы были заключены в концентрационный лагерь вблизи Братиславы.
Премьер Дольфус упорно добивался у чехословацкого правительства выдачи участников восстания, которых на родине ожидал военно-полевой суд. В это время Советский Союз протянул австрийским рабочим братскую руку помощи, предоставив участникам восстания политическое убежище.
Москва встретила их как героев. В день международной солидарности трудящихся 1 Мая 1934 года они открыли демонстрацию тружеников советской столицы. Под бурные аплодисменты москвичей австрийцы, одетые в черные брюки, синие рубашки и береты, торжественным маршем прошли по Красной площади.