"Чатос" идут в атаку

Положив свои истребители в глубокий вираж, Серов, Степанов и Попов образовали круг, в центре которого снижался Котыхов. Прикрывая попавшего в беду товарища, лишенные возможности маневрировать, «курносые» шли вниз, подставляя себя под удары истребителей противника. Но вот пятнистый «фиат» с переворота устремился к Котыхову. Медлить нельзя. Евгений толкнул ручку управления от себя и оказался в хвосте у фашиста. Нажал гашетки — пулеметы молчали…

От «фиата» к куполу парашюта Михаила протянулись яркие пунктирные дорожки. Евгений дернул рукоятку перезаряжения пулеметов. Вновь нажал гашетку. Пулеметы молчали. Времени размышлять не было. Дав полный газ мотору, Евгений бросил истребитель на хвостовое оперение «фиата». Казалось, столкновение неизбежно, но и последний момент фашист кинулся вниз. Евгений пронесся рядом с Михаилом. Купол парашюта во многих местах был пробит пулями. Голова летчика безжизненно склонилась на грудь.

Убедившись, что добились своего, фашисты развернулись к Уэске. Парашют опустил на скалы иссеченное пулями тело Михаила…

Долго еще в Приречье будут ждать писем. Не скоро страшная весть придет в далекое от Уэски русское село…

Товарищи по оружию

Утро 13 октября выдалось пасмурное. Северный ветер срывал с деревьев листья, гнал над Арагоном темные дождевые облака. В это холодное утро друзья и жители Базаралоса проводили в последний путь Михаила Котыхова.

Обнажив головы, молча стояли летчики около усыпанной осенними цветами могилы. Выступил алькальд Бахаралоса:

— Камарадас! Могила «русо пилото» для нас священна. Каждый год в этот день мы будем приходить сюда и вспоминать, как в тяжелую для нашей родины пору Россия отдавала Испании самое дорогое — своих сыновей…

На аэродроме уже ожидал приказ о вылете к Фуэнтес-де-Эбро. Задача обычная — сопровождение бомбардировщиков.

Осунувшийся за эту ночь Серов стал медленно надевать парашют.

«Болен он, что ли?» — встревожился Степанов. Еще утром он заметил, что у Анатолия воспаленные глаза и нездоровый румянец, но подумал — наверное, от холодного ветра.

Показалась эскадрилья бомбардировщиков Р-зет. Подойдя к Бахаралосу, самолеты повернули к кладбищу. Стрелки-бомбардиры нажали гашетки пулеметов. В небе прогремел салют погибшему товарищу. Вслед за Р-зетами над могилой Михаила пронеслись И-15. Раздался горохот бортовых пулеметов. Прощай друг…

Выполнив задание, эскадрилья уже возвращалась на Бахаралос, когда у машины Антонова остановился подбитый в бою двигатель. Серов махнул рукой: «Прикройте». Степанов, Ярошенко и Петрович кружились над узкой долиной, пока Антонов не посадил свой истребитель на берегу горной реки.

После разбора вылета Серов сказал Степанову:

— Кажется, я, Женя, заболел. Горит у меня все внутри. Чувствую, сегодня мне уж не летать. Оставайся за меня. Отправь к Антонову механиков и горючее.

Когда летчики пошли на обед, Степанов, Том Добиаш и Вальтер Короуз остались у самолетов.

Вскоре на стоянку пришел взволнованный Рыцарев.

На вопрос: «Как командир?» — коротко ответил:

— Едва уложили. Врач говорит: нервное перенапряжение. А он смеется: «Завтра здоров буду». — Начальник штаба посмотрел на серое небо и озабоченно добавил: — Погодка! Сейчас самое время бомберам нам на голову гостинцы высыпать. Любят они подличать из-за облаков.

Разговор прервал приближающийся гул мотора.

— Не Антонов ли?

Почти над самой землей к аэродрому подходил «чато». Вид у самолета был странный. На крыльях и хвостовом оперении трепыхались куски сорванной обшивки. В некоторых местах фюзеляжа перкаль был содран настолько, что истребитель походил на скелет какого-то диковинного животного.

— Здорово его пощипали. — Летчики с тревогой наблюдали за самолетом.

Когда машина закончила пробег и из нее выскочил летчик, Степанов невольно вскрикнул:

— Моркиляс!

Он не ошибся. Это был Леопольд Моркиляс, тот самый Моркиляс, который на Северном фронте командовал эскадрильей «курносых», а затем в тяжелом состоянии был вывезен на «Дугласе» в Валенсию.

После лечения в госпитале командование предложило Леопольду месячный отпуск. Он отказался. «Но сейчас нет должности командира эскадрильи», — сказали ему в штабе авиации. «Разве в такое время думают о должностях? Пошлите меня в любую эскадрилью рядовым летчиком», — ответил Моркиляс. Его направили на аэродром в Реусе, где заканчивалось формирование новой эскадрильи И-15, командиром которой был уже назначен Хаун Комас, в прошлом ведомый Моркиляса на Северном фронте.

Серов и Степанов несколько раз побывали в Реусе, помогая быстрее ввести молодых летчиков в строй. Теперь эскадрилья Хуана Комаса уже участвовала в боях. Базировалась она всегда в нескольких километрах от Бахаралоса…

— Лечу и чувствую, что в баках сухо, вот и завернул к вам. Не пожалеешь бензина, Эухенио? — улыбаясь, спросил Моркиляс.

— Куда ж его заливать? — кивнул на изуродованную машину Степанов. — Где это тебя так потрепали?

— Над Бельчите. Пришлось из боя выходить. А но дороге еще «фиата» встретил. Ну, он от меня не ушел.

Рыцарев, успевший бегло оглядеть «чато», успокоил испанца: