Чаттертон

Но недостаточно мне было токмо Писать. Лукавые граждане Бристоля судятъ обо всемъ лишь по внешнему Виду, и для того, дабы перехитрить и посрамить ихъ, я узналъ, как придать моимъ собственнымъ Бумагамъ сходство со Стариною. Въ свою Каморку пронесъ я тайком мешочекъ толченаго Угля, изрядную плитку желтой охры и бутылочку чернаго свинцоваго порошку, коими Средствами могь бы я сотворить видимость славнаго Века толико же верно, какъ-еслибъ мои новодельныя Бумаги извлеклись на светь прямехонько изъ Сундуковъ Св. Марiи Редклиффской. Я натирал Харатьи охрою со свинцомъ, а порою, дабы и паче состарить свои Писанiя, выволакивалъ ихъ въ Пыли или держалъ ихъ надъ Свечою – каковое действiе не токмо полностью переменяло цветъ Чернилъ, но и темнило и съеживало самое Харатью. Я былъ усерднымъ Ученикомъ, однакожъ спервоначалу въ трудах моихъ наблюдалось более безумiя, нежели благоразумiя; и Матушка моя, заслышавъ многоразличные Стоны и Проклятiя изъ моей Каморки въ первый День, что приступилъ я къ нимъ, вошла ко мне и увидала меня въ облаке Угольномъ. Я такъ былъ перепачканъ охрою и свинцомъ, что она воздела горе руки и сказала: "О Боже мой, ужъ не перекрашиваешься ли ты в Цыганята, Томъ?"

"Достойная Мать достойнаго сына, азъ есмь странствующiй Лицедей, а сiя Каморка – мой Феатръ".

Она понюхала воздухъ. "Плесневелая Рухлядь всё это, а не пiеса. Фи! Чую я, виноватъ въ этомъ мистеръ Кроу!"

"Дражайшая вдовица и щедрая дама Бристольская, – отвечалъ я, – ты черезчуръ любопытна да востроноса для своего беднаго Сына. Тебе следъ покинуть мою Комнату – это моя Комната". Но, завидя, что она несколько обижена на то, я торопливо продолжилъ: "Сiя плесневелая рухлядь, какъ ты выразилась, принесеть намъ Состоянiе. Я набрелъ – съ помощiю достопочтеннаго мистера Кроу, признаю, – я набрелъ на подлинныя Повествованiя о нашемъ замечательномъ Граде и кое-какiе славные Анекдоты касательно нашихъ виднейшихъ Семействъ". (Столь велика была моя Вера въ собственное Дарованiе, что я утаилъ Истину даже оть нея.) "Найдется премного пузатыхъ Горожанъ, кои заплатятъ и впредь захотятъ платить немалую мзду за сiи Памятныя заметы объ ихъ знаменитыхъ Предкахъ". И далее я сказалъ, приукрашивая свою добрую Шутку и исправную Уловку, обдумывая ее: "Сiе усладить нашу милую Знать и темъ-же часомъ наполнить нашъ Кошель".

И воть моя Матушка, языкъ имевшая столь длинный, что при разговоре запросто могла бы ловить имъ летнихъ жуковъ, не замедлила разпространить по всему Городу сiю Весть – сиречь, что ея дорогой и ученейшiй Сынокъ нашелъ во стенахъ Церкви некiя старинныя Бумаги, каковыя окажутся не токмо любопытны, но и ценны (какъ изволила она выразиться) для любезныхъ Горожанъ Бристольскихъ. И въ скоромъ времени я уже явилъ тому доказательства, подделавъ для мастера Бейкера, мастера Кэткотта, мистриссъ Хиггинсъ, и иже съ ними, различные Памятники, кои превозносили Добродетели ихъ Бристольскихъ предковъ. А когда те вопрошали: "Какъ же ты напалъ на сiе?" я отвечалъ: "Сiе подлинное свидетельство, писанное на древнемъ Пергаменномъ Свитке и обретенное въ Сундукахъ, что въ церкви Св. Марiи Редклиффской. Можете спросить у служителя, мистера Кроу, который и провелъ меня туда". И столь пылкой была ихъ Надежда, столь упрямой ихъ Вера въ то, что они произходятъ отъ благороднаго Корня, а не отъ Свиней и Шлюхъ, коихъ собою напоминали, – что вмале Умы ихъ легко поддались Убежденiю.

Итакъ, въ моемъ Кармане стали позвякивать Монетки, хотя мне по душе были совсемъ иные Звуки. Въ моихъ помыслахъ царила Поэзiя. Я придумалъ себе монаха XV-го века Томаса Роули; я облачилъ его въ Рубище, затмилъ его очи Слепотою и заставилъ его Петь. Я сочинялъ поэмы Эпическiя и стихи Лирическiе, Элегiи и Баллады, Песни и Акростихи – и всё это темъ витiеватымъ вымышленнымъ Стилемъ, каковой вскорости сделался вернейшимъ Слепкомъ моихъ подлинныхъ Чувствованiй, – ибо, какъ я писалъ, рукою Роули, "Окрестъ бо купно бысть", что означаетъ: "Все вещи суть Единаго частицы". Я употребилъ сiе въ иномъ смысле, вместе со следующимъ:

Се, Роули въ черны Дни сiи
Шлетъ Светъ намъ яркiй свой,
И Турготъ[51]

съ Чесеромъ живутъВъ строке его любой.[52]

Такъ въ каждой Строке мы зримъ Отзвукъ, ибо истиннейшiй Плагiатъ воть истиннейшая Поэзiя.