Чазов Евгений. Здоровье и Власть. Воспоминания «кремлевского врача».

В 1971 году меня и П. Е. Лукомского срочно пригласили в Берлин для консультации В. Ульбрихта. До этого мы несколько раз консультировали его во время отдыха в санатории «Барвиха». В свои 78 лет Ульбрихт прекрасно выглядел, активно занимался физкультурой, любил ходить на лыжах, правда, многое в его физической активности носило показной характер. Единственно, что его беспокоило, это повышение артериального давления и иногда появляющиеся головокружение и слабость, связанные, несомненно, с развивающимся атеросклерозом сосудов мозга. В Берлине нас встретили растерянные лечащие врачи Ульбрихта и наш посол П. А. Абрасимов, заявившие, что Ульбрихт категорически отказался от помощи специалистов правительственной больницы и обратился к медикам, которые не были знакомы партийному аппарату СЕПГ и которых не желательно было знакомить с состоянием его здоровья. Однако оказалось, что суть конфликта заключалась не в медицинских проблемах лечения Ульбрихта, а в ситуации, которая создалась в связи с обострением его отношений с Э. Хонеккером . Предстоял съезд партии, на котором В. Ульбрихт, которому исполнилось уже 78 лет, должен был уступить свое место Э. Хонеккеру. В. Ульбрихт, как это бывает при склерозе мозговых сосудов, не мог критично оценить свое состояние, считал себя вполне работоспособным и с обидой воспринял предложение, переданное к тому же, по его словам, в некорректной форме, стать почетным председателем партии. Ульбрихт в то время считал себя единственным теоретиком-марксистом, оставшимся в живых. Иначе как «Лениным современности» и главным идеологом коммунизма в современном мире он себя не представлял. Когда у него произошел гипертонический криз, он наотрез отказался ехать в правительственную больницу и был помещен, по его настоянию, в обычное больничное учреждение. Хонеккер же боялся, с одной стороны, как бы действительно не произошло тяжелых осложнений в состоянии здоровья В. Ульбрихта, а с другой — широкой огласки конфликта. И то и другое могло оказать неблагоприятное влияние на ход съезда, а может быть, и на его избрание. Учитывая, что В. Ульбрихт не пускал к себе врачей из правительственной больницы ГДР, предполагалось, что консультантов из Москвы, которые смотрели его в «Барвихе», он примет. С одной стороны, те после консультации смогут ответить на все вопросы Э. Хонеккера, а с другой — постараются убедить Ульбрихта в необходимости лечения в правительственной больнице. Действительно, В. Ульбрихт принял нас с Лукомским весьма любезно, хотя на протяжении всей встречи градом сыпались нелестные слова и в адрес врачей правительственной больницы, и в адрес Хонеккера. Состояние его было удовлетворительным, и на консилиуме с участием врачей, которые лечили его в тот момент, было решено, что через несколько дней он сможет вернуться домой.

На обеде в нашем посольстве мы успокоили П. А. Абрасимова и Э. Хонеккера, что ничего страшного в состоянии здоровья В. Ульбрихта нет, что он уже стал адекватным, успокоился и через несколько дней, вероятно, вернется домой. В общем так и оказалось. Съезд прошел в спокойной обстановке, и в 1971 году Э. Хонеккер был избран первым секретарем СЕПГ.

Нередко мне трудно было оценить в те годы масштабы и значимость нашей интернациональной, если так можно выразиться, деятельности. И только гораздо позднее, и чаще даже из других источников, я узнавал, что принесло той или иной стране, политической ситуации в мире решение наших сугубо медицинских проблем. Несомненно, что наш долг врачей — лечить, обеспечивать здоровье и жизнь человека. Остальное — дело политических и государственных деятелей, общества, наконец, самого народа. Но я убедился, что врачебная деятельность косвенно может активно влиять на ход тех или иных политических и исторических процессов.

Первый в моей практике подобный случай связан с лечением президента Египта Абдель Насера. Сегодня это не представляет никакого секрета, а тогда за нашими данными охотились разведки ряда стран мира. В первые дни июля 1968 года мне позвонил Брежнев. Хотя он и не говорил открыто, но из разговора я понял, что один из наших близких зарубежных друзей тяжело болен и его лечащие врачи хотят с нами встретиться, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию и возможные пути решения вопроса. Не знаю, на каких данных основывался Брежнев, но он намекал, что речь идет о каком-то опухолевом процессе, видимо, урологического характера. В заключение твердо добавил: «Привлеки к обсуждению только тех специалистов, которым полностью доверяешь, и чтобы никакая информация не могла просочиться на сторону. Никого, даже в советском руководстве, не информируй о результатах консилиума».