Чазов Евгений. Здоровье и Власть. Воспоминания «кремлевского врача».

Напряженное молчание встретило меня на заседании политбюро Монгольской народно-революционной партии. Заседание открыл Ж. Батмунх, который, не объявив даже повестки, коротко сказал, что профессор Е. Чазов расскажет о состоянии здоровья Ю. Цеденбала. Я почувстовал на себе пристальный, изучающий взгляд десятка людей, сидевших за большим столом в мрачноватом зале. Все выжидали. Я уверен, что каждый из них понимал, что решается судьба руководства страной, а может быть, и ее будущего, а самое главное, решается судьба каждого из них.

Достаточно подробно для такого заседания, как заседание Политбюро, я изложил историю болезни и условия, которые способствовали ее возникновению. Понимая, что рассказывать людям, далеким от медицины, о наших данных без конкретных материалов нелегко, я захватил с собой большие снимки компьютерной томографии мозга. Когда члены политбюро увидели в сравнении с томограммами здорового человека характер изменений мозга у Цеденбала, они были настолько подавлены, что почти не задавали мне вопросов.

Уверен, что мое выступление не было для них откровением. Постоянно общаясь, они видели, как изменился Цеденбал, как потерял память и работоспособность, стал неадекватен. Но им нужны были доказательства со стороны, импульс, который бы позволил, не нарушая сложившегося представления о «товариществе», решить вопрос об освобождении Цеденбала. Да и не было у них другого выхода после моего доклада.

Смена руководства на удивление многих, кто выражал опасение, в нашей стране, да и в Монголии, прошла спокойно, без намека на политические бури.

На аэродроме в Москве, куда я прилетел с представителями Политбюро МНР, которые должны были сообщить Цеденбалу принятое решение, нас встречали несколько человек из аппарата ЦК. Заместитель заведующего отделом О. Б. Рахманин, здороваясь со мной, сказал: «Ты даже не представляешь, какое большое дело для Монголии, да и для нас, ты сделал. Раньше за такие дела вручали государственные награды. Сегодня на память о случившемся я дарю тебе вот эту очень редкую ручку». Эта ручка, да большая шкура монгольского волка, которую мне подарили в посольстве, напоминают о тех трудных днях, которые пришлось пережить.

В нашей международной деятельности были и неудачи, которые пытались использовать в политических целях некоторые деятели и определенные круги как на Востоке, так и на Западе. Даже для меня, познавшего всю глубину «иезуитства», низости и эгоизма как государственных и политических лидеров, так и самих государств в борьбе за власть, за лидерство, за свое превосходство, бывали странными и удивительными однозначные оценки определенных событий противоположными по взглядам, характеру и принципам лицами и организациями.

Так было и в случае болезни и смерти президента Алжира Хуари Бумедьена. Драматизм ситуации был связан с тем, что тяжелую болезнь и трагедию гибели крупнейшего арабского политического лидера хотели использовать в корыстных политических целях, надеясь опорочить советскую медицину, посеять среди алжирских граждан недоверие, а может быть, и ненависть к нашей стране.

Шли обвинения в адрес советских врачей в некомпетентности, ошибочном диагнозе, а отсюда — и в неправильно построенном лечении. К сожалению, режим секретности, которым было окружено это лечение, да и внешняя сторона развернувшихся событий, способствовали распространению этих слухов и нечестных домыслов. А их было немало в тот период в прессе, на телевидении и радио ряда стран.

В один из сентябрьских дней 1978 года мне позвонил встревоженный А. Н. Косыгин. «Только что, — заявил он, — я получил странную телеграмму из Алжира, в которой говорится, что сегодня утром в Москву внезапно вылетел на лечение президент Алжира X. Бумедьен. В телеграмме просят обеспечить безопасность полета над территорией СССР и встретить президента на аэродроме. Странно, что не было никакой предварительной просьбы об организации его лечения в СССР. Может быть, вы что-нибудь знаете?» Получив отрицательный ответ, он продолжал: «Видимо, произошло что-то необычное, хотя я не исключаю, что, как бывает в этих странах, хотят скрыть факт болезни своего лидера, или наши дипломаты в Алжире плохо ориентированы и спокойно работают. Но как бы там ни было, надо организовать встречу Бумедьена и его лечение, лучше в больнице на Мичуринском проспекте. Там больных немного, поэтому легче сохранить инкогнито президента».

Такая конспирация сыграла, как говорят, злую шутку с советскими медиками. В дальнейшем все было представлено так, что X. Бумедьен прилетел в Советский Союз чуть ли не здоровым или, по крайней мере, легко больным, а уехал через 2 месяца в сопровождении советских врачей тяжелобольным. Но зачем с легким заболеванием лететь за тысячу километров в Советский Союз, не проще ли несколько дней отлежаться дома?