Че Гевара. Последний романтик революции

Будучи весьма начитанным и подготовленным политологом (хотя и на основе самообразования), он был далек от игнорирования объективных и субъективных условий революционного процесса. ( Прим. авт.: Мне доводилось не раз беседовать по этим вопросам с геваровскими оппонентами, в том числе и из числа латиноамериканских коммунистов [173], которые критиковали его за подобное игнорирование, которое якобы было ему присуще. При этом они ссылались на тезис Че о «партизанском очаге», призванном разжечь пожар освободительной борьбы.) Сам же Гевара рассуждал о таком своеобразном «стартере» не вообще, а в условиях наиболее отсталых стран «третьего мира». Более того, он и не думал абсолютизировать идею о «партизанском очаге». В книге «Партизанская война» он писал, что «одного импульса партизанского очага недостаточно для создания всех необходимых условий для революции... Нужно еще наличие определенных экономических, социальных, политических и идеологических предпосылок, определяемых путем комплексного анализа конкретной ситуации» [174].

Вновь он возвращается к этому вопросу в статье «Куба: исключительный случай или авангард в борьбе с колониализмом?». В ней он опять выступает против абсолютизации партизанского (вооруженного) пути, равно как и упертого зацикливания на реформах и выборах [175].

Уже несколько лет спустя министр Гевара дал в Женеве интервью французскому журналисту Пьеру Симонович. Тот среди прочих вопросов поинтересовался:

— Может ли социалистическая революция в Латинской Америке победить, развиваясь парламентским путем?

— В принципе нет, — ответил Гевара, — разве что в одной или двух странах. Генеральная линия на континенте — это вооруженный путь: его навязывают империалисты и их марионетки» [176].

Гевара хорошо видел явное перерождение многих лидеров левых партий в Латинской Америке, пытающихся оправдать (в течение долгих десятилетий!) свое приспособленчество и леность.

И кажется поэтому вполне закономерной та серьезная критика в адрес латиноамериканских левых, которая прозвучала с трибуны так называемой Триконтинентальной конференции (Гавана, 1966 г.). Она проходила в отсутствие Че, но была созвучна его идеям. В подтверждение тому на сцене висел огромный портрет Гевары и транспарант с его словами: «Долг каждого революционера — делать Революцию».

Тем более неприязненным было отношение кубинцев к разного рода отступникам. Бывший коммунист из Боливии Оскар Самора тоже пожаловал на конференцию. Он полагал, видимо, что в Гаване не знают о его предательском поведении (пообещал, а потом выступил против участия боливийцев в отряде Че). Самора был страшно удивлен, когда его изолировали в отеле, не пустив на конференцию, а затем выслали с Кубы. А в выступлении Фиделя Кастро, как будто адресованном таким, как Самора, прозвучали слова:

«Повсюду на континенте имеются те, которые, ссылаясь на марксизм-ленинизм, соглашаются с подчинением драконовским порядкам, навязанным империализмом» [177]. И как бы перекликаясь с ним, его соратник Че писал: «Маркс-революционер (а не ученый, порою оказывавшийся со своими трудами и предсказаниями вне исторических реалий) [178], попав в аналогичную ситуацию (в которой находились латиноамериканские левые. — Ю.Г.), боролся бы» [179].

То, что Гевара не был сторонником легковесных обобщений, свидетельствуют и его мысли о победившей Кубинской революции. Наиболее наглядно это проявилось в его эссе «Куба и Латинская Америка» (1961 г.) В нем он прямо указывает на особые условия, сложившиеся в этой стране накануне революции: «Североамериканский империализм был дезориентирован и так и не смог взвесить возможные последствия Кубинской революции. Монополии принялись размышлять о том, кем заменить Батисту (они знали, что народ был им недоволен), как привести к власти новых, верных им «парней»... Они косо смотрели на нас, но нас не боялись» [180].

Конечно, не последней причиной такой политической «аберрации», или искажения рассматриваемых предметов, были поведение и заявления лидеров этой революции, не отличавшиеся на первых порах особой левизной (по крайней мере, до начала агрессивного реагирования правящих кругов США на кубинские преобразования). Сегодня мало уже кто помнит о словах Ф. Кастро, произнесенных в 1959 году в Ассоциации журналистов Нью-Йорка, о том, что революция на Кубе «не красная, а цвета зеленых оливок» (как цвет униформы в Повстанческой армии. — Ю.Г.) .

Гевара говорит в упомянутом эссе и о другой особенности кубинского революционного процесса:

«Значительная часть буржуазии положительно воспринимала революционную войну против тирании... Заняли нейтральные позиции в отношении повстанцев даже отдельные латифундисты» [181]. ( Прим. авт.: Справедливости ради, надо отметить, что Ф. Кастро, хотя и косвенно, «скорректировал» в своем выступлении на Триконтинентальной конференции указанные выше оценки Гевары о роли буржуазии) [182].