Че Гевара. Последний романтик революции

— Что касается целей его визита, — добавил Че, — то на первом месте — прогуляться по новой для него стране; во-вторых, получить политическую поддержку (он знает, что торговля ничего не дает между такими странами, как наши, производящими одни и те же товары). Нельзя забывать, что Сукарно четвертый человек в блоке неприсоединившихся после Неру, Тито и Насера и, конечно, он не возражал бы быть первым[166].

Гевара ценил такое отношение Фиделя к своему мнению. Он всегда старался действовать на международной арене так, чтобы это не сказалось отрицательно на авторитете кубинского лидера. Особенно когда речь шла о таких деликатных проблемах, как отношения Кубы с СССР и другими социалистическими государствами, с международным комдвижением. И не боялся скорректировать свою позицию в более целесообразном для кубинских интересов направлении. Например, по поводу Заявления совещания представителей 81 компартии (ноябрь 1960, г. Москва), хотя в нем содержались слова о «защите Кубинской революции», Гевара сказал журналистам: «Мы не имеем никакого отношения к этому Заявлению, но всем сердцем его поддерживаем». (Прим. авт.: По имеющимся сведениям, Че, получив за это неудачное высказывание небольшой нагоняй от Кастро, обещал ему «все поправить».) Вскоре Гевара выступил с заявлением, в котором указывалось на неточность перевода его слов и подчеркивалось, что в своем интервью он имел в виду только то место в Заявлении, которое касалось Кубинской революции»[167].

С большой уверенностью можно говорить, что на протяжении десятилетней дружбы и совместной деятельности с Геварой Фидель всегда доверял аргентинскому соратнику. Это проявилось и в приглашении Эрнесто войти в состав экспедиционеров «Гранмы», и в назначении командиром одной из четырех колонн, и в такой неофициальной нагрузке, как идейно-воспитательная работа среди повстанцев (Прим. авт.: У меня, например, сложилось глубокое убеждение, что при всем огромном авторитете Ф. Кастро в партизанской среде не было бы столь высокого морального духа, если бы не Че и его личный пример.) А при назначении Гевары на пост президента Национального банка Фидель прямо говорит ему: «Я тебе доверяю ключевую должность в кубинской экономике, потому что неограниченно верю тебе, Че...»[168].

Поэтому можно понять, насколько было непросто для лидера Кубинской революции согласиться на отъезд столь нужного и близкого ему человека. Не раз они возвращались к этому вопросу. И все же Гевара доказал другу целесообразность своего отъезда и просил оказать ему помощь оружием и людьми. Кастро только предложил этого не делать сразу и окончательно, дабы «кубинцы свыклись постепенно с отсутствием среди них Че». В этих целях Гевара поселился на время инкогнито на одной из кубинских ферм (помните его письмо матери о рубке сахарного тростника?).

«Терзаемый» журналистами, Фидель отвечает:

«Единственно, что могу сказать вам о команданте Геваре, что он всегда будет находиться там, где наиболее нужен Революции. Думаю, что его поездка по Африке была очень полезной... Побывал он и в Китае... Он многогранен. Человек чрезвычайных способностей...»[169].

Когда-то, на заре их дружбы в Мехико, сидя в застенках мексиканской полиции, Эрнесто Гевара написал стихи «Песнь Фиделю»:

Пойдем
Встречать зарю на острове твоем,
Похожем на земного каймана...
Рванемся в бой неведомым путем...
Мы победим во что бы то ни стало.
Гавана слышит клич твой боевой.
Дай мне винтовку
И укрытье в скалах
И больше ничего.
А если нас постигнет неудача,
Мы встретим поражение не плача,
Платком кубинским бережно накроем
Останки воевавших, как герои,
За честь Америки — она светлей всего...
И больше ничего...[170]

Спустя десять лет Гевара снова обращается к Фиделю на бумаге. Он пишет ему прощальное письмо, которое разрешает обнародовать, когда тот сочтет это своевременным. Фидель зачитывает его 3 октября 1965 года на заседании ЦК компартии:

«Фидель!

В этот час я вспоминаю о многом, о том, как я познакомился с тобой в доме Марии-Антонии, как ты мне предложил поехать, о всей напряженной подготовке.