Че Гевара. Важна только революция

«Там было более тысячи военнопленных, — рассказывал Мигель Анхель Дуке де Эстрада, которого Че поставил во главе комиссии по чистке, — и все больше прибывало с каждым днем, у многих не было документов, личных дел. Мы даже имена знали не у всех… Че всегда ясно понимал, как важно провести чистку и осуществить правосудие над военными преступниками».

Суды начинались в восемь-девять часов вечера, и, как правило, вердикт был готов к двум-трем часам ночи. Дуке де Эстрада работал вместе с Че. Его обязанности заключались в том, чтобы собирать доказательства, допрашивать обвиняемых и подготавливать слушания.

«Че советовался со мной, — говорит Дуке, — но главным был он и последнее слово всегда оставалось за ним. Почти по всем решениям мы с ним были единодушны. Примерно за сто дней мы провели пятьдесят пять казней через расстрел, нас за это сильно критиковали, но мы подробно и честно рассматривали каждое дело и не принимали необдуманных решений».

Двадцатиоднолетний бухгалтер Орландо Боррего был назначен Че управляющим финансовыми делами Ла-Кабаньи, но сверх того получил еще должность председателя трибунала. «Это было очень сложно, ведь [большинство из нас] не имело судейской подготовки, — вспоминал Боррего. — Первостепенной нашей заботой было сделать все, чтобы возобладали революционная мораль и справедливость, не допускать неоправданных приговоров. В этом отношении Че был очень скрупулезен. Никого не расстреливали за то, что он ударил арестанта, но если имели место жестокие пытки и убийства, то тех, кто их совершал, приговаривали к смерти… Дело разбирали, приглашали свидетелей, приходили родственники убитого или замученного или же приходил сам подвергшийся пыткам и предъявлял суду их следы на теле, показывал все следы пыток, которым подвергся».

Каждый вечер Че разбирал дела вместе с судьями, но, разъясняя свою роль в судах одному враждебно настроенному журналисту кубинского телевидения, он сказал, что никогда не присутствует на судах и с подсудимыми не встречается: он изучает их дела на основе представленных материалов в одиночестве, чтобы беспристрастно вынести взвешенное решение.

В течение следующих нескольких месяцев на Кубе были привлечены к ответственности и казнены несколько сотен человек. Имели место и казни без суда и следствия. Наиболее известна массовая казнь, которую организовал Рауль вскоре после взятия Сантьяго: бульдозерами вырыли ров, и семьдесят приговоренных пленных выстроили перед ним, после чего скосили из пулеметов. Эта казнь послужила окончательному формированию репутации Рауля как безжалостного, склонного к насилию человека, и эта репутация его сохраняется по сей день.

Справедливости ради надо сказать, что в обществе в то время почти не было открытого неприятия этой волны процессов. Напротив, поскольку приспешники Батисты совершили ужасные преступления, в обществе царили линчевательские настроения, и средства массовой информации злорадно передавали детали судебных разбирательств и казней, сопровождая это самыми мрачными подробностями деяний приговоренных.

8 февраля «Боэмия» опубликовала материал о суде над двумя членами банды Роландо Масферрера, братьями Николардес Рохас, на совести которых было несколько убийств в Мансанильо. Статья называлась «Братья под обвинением». Автор пересказал кульминационный момент судебного заседания:

«Обвинитель, доктор Фернандо Арагонесес Крус, вопрошает:

— Заслуживают ли братья Николардес свободы?

— Не-е-ет! — громогласно кричит огромное множество людей:

— Заслуживают ли они тюрьмы — и надежды, что когда-нибудь смогут быть полезны обществу?

— Не-е-ет!

— Следует ли расстрелять их в назидание всем будущим поколениям?

— Да-а-а!

Обвинитель… взглянул на неистовствующую толпу. И, зная ее единодушное мнение, сказал спокойно, направив взгляд, полный и гнева и жалости одновременно, на осужденных народом:

— Это, дамы и господа, требование народа, которого я представляю в этом заседании».

Братьев Николардес тотчас вывели из зала суда и расстреляли.

Этот рассказ в еженедельнике «Боэмия», видимо, достаточно точно передает атмосферу, царившую в залах суда революционной Кубы. По словам Орландо Боррего, ему часто приходилось оказываться под сильным давлением со стороны публики, желавшей, чтобы приговоры были суровыми. «Люди часто считали, что приговор слишком мягок… Иногда прокурор требовал заключения на десять лет, а люди требовали двадцати». Вдвойне тяжелой работу Боррего делало то, что их процессы все больше критиковали за рубежом. Американские конгрессмены назвали их «кровавой баней».

Че без тени страха продолжал свое дело. Он попросил судей как можно тщательнее взвешивать факты в каждом деле, чтобы не давать лишнего оружия врагам революции. Гевара сказал, что суды должны продолжаться, чтобы обезопасить кубинскую революцию. Он не уставал напоминать своим товарищам, что Арбенс потерпел поражение в Гватемале из-за того, что не провел чисток в армии, — именно эта ошибка позволила ЦРУ сбросить его режим. Куба не должна повторить этой ошибки.