Читаем Че Гевара. Важна только революция полностью

Несколько дней спустя Мазетти сказал Бустосу: «Слушай, это уже становится невыносимо… Никто не может более терпеть Пупи. Никто не хочет нянчиться с ним. Нам нужно принять санитарные меры для восстановления хорошего психологического климата в отряде, меры, которые освободят нас от порчи, разъедающей изнутри». «Это было более или менее общее мнение, — рассказывает Бустос. — Сегундо решил застрелить Пупи».

Это должно было произойти в тот вечер, когда в лагерь прибыли трое новеньких. Сегундо выбрал на роль палача одного из них — Пиринчо, студента из Буэнос-Айреса, выходца из богатой аристократической семьи. Как понял Бустос, Мазетти намеренно хотел проверить парня на прочность, так как мягкий, дипломатичный Пиринчо «действовал ему на нервы». «Ему нужны были суровые воины, ребята из стали, послушные его воле».

Ни о чем не подозревавшего Пупи накормили транквилизаторами и привязали к гамаку, который повесили невдалеке от лагеря. Было объявлено общее собрание. Мазетти рассказал, что именно сейчас произойдет и кто будет исполнителем. На лице Пиринчо отразился ужас, однако он повиновался.

«Пиринчо отошел… и мы услышали выстрел, — вспоминает Бустос. — Затем Пиринчо вернулся с отчаянным выражением на лице и сказал: "Он не хочет умирать", — и тогда туда отправили меня… Подойдя, я увидел, что пуля попала Пупи в голову и он уже не жилец. Но он еще дергался, и я решил покончить с этим».

Бустос вытащил пистолет и сделал выстрел, после чего вернулся к товарищам. По Пиринчо было видно, что он совершенно подавлен, однако остальные, напротив, пришли в хорошее расположение духа. «Так бывает, когда кто-то умирает и окружающие чувствуют потребность устроить поминальный пир с выпивкой и тостами».

Итак, 5 ноября 1963 г. НПА освятила свое существование пролитием жертвенной крови, а команданте Сегундо временно вернул себе хорошее настроение и решимость двигаться вперед.

Но было уже поздно. До жандармерии дошли распространявшиеся среди местных жителей слухи о вооруженных людях, поселившихся в лесах около Орана. Были опрошены скотоводы и владельцы деревенских лавок, видевшие чужаков; уже к концу года не оставалось сомнений в том, что поселившиеся в лесу были теми самыми «повстанцами», которые ранее выступили с угрозой в адрес президента Ильиа.

Папи сказал Мазетти, что, как ему кажется, они слишком задержались на этом месте и что зона, в которой они находятся, не слишком удобна для организации партизанской базы. Он предложил открыть второй фронт в регионе Чако, к востоку от андских предгорий, где они сейчас засели; «Флако» Мендес жил там несколько лет и имел хорошие связи с местным населением. Папи предложил привести в действие троцкистскую группу Васко Бенгочеа в провинции Тукуман, которую лично готовил на Кубе; он сам мог ее возглавить и в качестве помощника хотел взять Эктора Жюва.

Мазетти рассердился и обвинил обоих соратников в том, что они пытаются подорвать его авторитет. «Ты всегда хотел быть команданте, — заявил он Жюву. — Но у тебя ничего не выйдет — ты останешься здесь».

В ноябре Папи привез в боливийский базовый лагерь одного из доверенных людей Че. Это был Мигель Анхель Дуке де Эстрада, бывший счетовод Че в Эскамбрае, затем судья трибунала в Ла-Кабанье и сотрудник НИАР по специальным поручениям. Задачей Дуке было ждать Че на ферме, чтобы затем отправиться вместе с ним в зону военных действий.

Тем временем Кастельянос заработал себе тяжелую болезнь дыхательных путей, и в декабре стало ясно, что ему требуется операция. Их курьер, доктор Канело, отвез больного в Кордову, где организовал операцию у знакомого врача, который, впрочем, не подозревал, с кем имеет дело. Он был уверен, что лечит перуанца Рауля Давилу. Кастельянос провел Рождество и Новый год в Кордове, затем был прооперирован и весь январь оставался в городе, приходя в себя после операции.

В это время к нему заявился Папи с сообщением, что приезд Че откладывается и что Дуке отозван с боливийской фермы в Гавану. Че приказывал группе «продолжать разведывать территорию… а крестьян не рекрутировать, пока не будет достигнута полная готовность к войне».

IX

Между тем положение Че в Гаване стало не таким прочным. У него появилось несколько новых врагов — как на Кубе, так и за ее пределами. Идеологический сектор Кремля был озабочен поступающими сведениями о том, что Че все более открыто склоняется в пользу Пекина.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых людей Украины
100 знаменитых людей Украины

Украина дала миру немало ярких и интересных личностей. И сто героев этой книги – лишь малая толика из их числа. Авторы старались представить в ней наиболее видные фигуры прошлого и современности, которые своими трудами и талантом прославили страну, повлияли на ход ее истории. Поэтому рядом с жизнеописаниями тех, кто издавна считался символом украинской нации (Б. Хмельницкого, Т. Шевченко, Л. Украинки, И. Франко, М. Грушевского и многих других), здесь соседствуют очерки о тех, кто долгое время оставался изгоем для своей страны (И. Мазепа, С. Петлюра, В. Винниченко, Н. Махно, С. Бандера). В книге помещены и биографии героев политического небосклона, участников «оранжевой» революции – В. Ющенко, Ю. Тимошенко, А. Литвина, П. Порошенко и других – тех, кто сегодня является визитной карточкой Украины в мире.

Валентина Марковна Скляренко , Оксана Юрьевна Очкурова , Татьяна Н. Харченко

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное