И тем не менее он не уезжал. Он слонялся по городу и считал гроши, разделяя нищету со своими новыми друзьями. В разговоре с Андро Эрреро он признался, что никогда прежде не испытывал подлинного чувства товарищества, когда без колебаний делишься с другими всем, что у тебя есть. Самым близким другом Гевары, по его словам, был Альберто. Что же до Калики, то хотя тот и был «хорошим парнем», знакомым ему с детства, но, по правде говоря, между ними мало было общего.
Гевара признался Андро, что не избалован подлинной дружбой. Он всегда искал ее и не находил в собственной семье, которая была разрозненна и слишком много внимания уделяла посторонним. Он много рассказывал о своей матери, и Андро понял, что для Эрнесто это особая тема. Новый товарищ Гевары был на несколько лет старше и понимал, что перед ним одинокий молодой человек, страстно жаждущий привязанности и любви.
Жестокие приступы астмы, случавшиеся у Эрнесто, вызывали острую жалость у его новых компаньонов, и те как могли старались ему помогать. «Помню, я проснулся ночью от шума: Гевара пытался дотянуться до своего лекарства, — вспоминает Андро, — но у него не хватало сил, и одному из нас пришлось ему помочь».
Эрнесто очень нравилась эта атмосфера братства, но одновременно он был мучим сомнениями о том, что делать дальше. С самого начала у Гевары имелась прекрасная возможность отправиться в Боливию, так как еще перед отъездом из Буэнос-Айреса Альберто Гранадо сообщил другу, что нашел для него работу в лепрозории. О деньгах на дорогу он мог не беспокоиться: Альберто готов был ему одолжить в случае необходимости. У Эрнесто имелся и другой, очень важный, мотив принять это предложение. Он признался Андро, что хочет заработать денег, чтобы отправить мать в Париж в онкологическую клинику. Он опасался что у нее рак, и хотел, чтобы ее обследовали лучшие врачи.
Разрешились его сомнения весьма неожиданно: Гуало Гарсиа предложил ему поехать вместе с ними в Гватемалу. И Эрнесто принял это приглашение, отказавшись от прежних планов и плюнув на все свои обещания.
Но одно дело было решиться ехать в Гватемалу и совсем другое — действительно там оказаться. Для начала Эрнесто и его друзьям нужно было покинуть Гуаякиль. Им также требовалась панамская виза.
Поскольку друзья были без гроша, им оставалось лишь одно: надеяться уговорить какого-нибудь доброго капитана не только взять их бесплатно на борт, но и ходатайствовать о них перед панамскими властями. Молодые люди прекрасно понимали, что это задачка не из легких, и все же начали обходить пристани. Поначалу их усилия результата не приносили, и дни тянулись в томительной скуке.
Вскоре Эрнесто свел дружбу с командой зашедшего в порт аргентинского судна. Это навело его на приятные воспоминания об «Анне Г.» — одном из кораблей, на которых он работал в 1951 г. Его не только несколько раз угостили на борту едой и красным вином, но еще и дали американских сигарет и аргентинского мате. На корабле находился аргентинский дипломат, который знал семью Эрнесто и сообщил ему неожиданные новости из дома, «почти мимоходом» упомянув о недавней кончине его тети Эдельмиры Мур де ла Серны. Эрнесто отправил письмо с соболезнованиями семье почившей, написанное с почти жестокой прямотой (эта черта все более начинала отличать его послания родственникам): «Очень сложно писать обнадеживающие слова в обстоятельствах, подобных этим, и тем более мне, ибо в силу моего отношения к жизни я не могу даже прибегнуть к утешению религией, которое так помогало тете Эдельмире».
Шли дни. Калика надумал тем временем один ехать в столицу Эквадора Кито. Эрнесто решил подождать еще несколько дней и, если ситуация не изменится к лучшему, телеграфировать Калике, чтобы тот подождал его в Кито, а затем двинуться вместе с ним в Каракас. Однако через несколько дней после отъезда Калики капитан судна «Гуайос» дал молодым людям письмо, в котором ручался, что они смогут продолжить путь из Панамы, и они действительно получили необходимые визы. Но не успел Эрнесто послать телеграмму Калике, чтобы тот не ждал его, как выяснилось, что дата отплытия «Гуайоса» переносится на неопределенное время.
Тем временем у друзей накопился огромный долг за пребывание в пансионе, и с каждым днем он все возрастал. Они стали продавать свои вещи. В письме от 22 октября Эрнесто сообщал матери, что теперь он «стопроцентный авантюрист». Открыв ей свой план поехать в Гватемалу, сын писал, что продал новый костюм, который она дала ему в дорогу. «Жемчужина твоих грез приняла героическую смерть в ломбарде, и та же судьба постигла все самые нужные вещи из моего багажа». Гевара даже решился было продать свой драгоценный фотоаппарат, но, когда нашелся покупатель, «буржуазные остатки собственнического инстинкта» не дали совершить задуманное.