Че Гевара

Обнаружив в районе, где он находился, лепрогенный очаг, открыл небольшой лепрозорий. Результаты его исследований были опубликованы в международных научных журналах. Затерянный в горах, он без задержки получал огромную почту, которая заваливала бедного почтальона. Частью благодаря этой известности, а также потому, что военное давление уменьшилось, ему была возвращена кафедра.

Вечером, прежде чем проститься с гостями, профессор Песке дает каждому по экземпляру своей книги «Пространство безмолвия». То, как он ее им дает, священнодействуя, отражает огромную гордость. Увы, прочитав, друзья вынуждены признать: по сравнению с живыми увлекательными рассказами ее автора о своих опытах книжица сильно проигрывает. Он хотел заинтересовать, и ему этого не удалось. Вместо незатейливого естественного изложения он использует напыщенный безжизненный стиль. Все же Миаль умоляет Фусера, чтобы тот не развивал эту тему.

Но на следующий вечер во время прощального обеда Песке сам спрашивает, как они нашли книгу. Эрнесто утыкается носом в тарелку, Альберто начинает молоть что-то вроде: «Очень мило, описания высоких плато… Это так правдиво…. И жизнь индейцев, труд крестьян, как все мрачно… Вам это очень удалось…»

К несчастью, профессору недостаточно:

— А вы, Гевара, что думаете?

У Эрнесто патологическое отвращение ко лжи, даже во спасение. Он предпринимает страшные усилия, чтобы не смотреть на хозяина, делает круглые глаза, опять накладывает большую тарелку перуанского потэ[5], чтобы оттянуть время. Альберто спешит на помощь:

— А еще, доктор, мне понравилось, где вы описываете разлив Урубамбы. Это так живо, так волнующе…

Мадам Песке тоже в восторге от писательского таланта ее мужа, и разговор переходит на другую тему. Но в момент прощания, когда они обнимаются, по южно-американски похлопывая друг друга, профессор снова обращается к Эрнесто:

— Ну-с, Гевара, вы не уйдете, не сказав вашего мнения о моей книге…

Фусер делает глубокий вдох, поднимает указательный палец и, не переводя дыхания, выкладывает все недостатки произведения. Миаль видит, как его жертва постепенно никнет, согласно кивая головой. Вместо вывода Эрнесто рубит:

— Невероятно, как вы, левый, и написали декадентскую книжонку, которая не оставляет индейцам и метисам вообще никакой надежды.

Сконфуженный, раздавленный Песке только повторяет:

— Вы правы, Гевара, вы правы…

В тяжелой атмосфере попрощавшись с хозяевами, друзья молча возвращаются к себе в другой конец города. На мосту, переходя Римак, Миаль взрывается:

— Воистину нужно быть настоящим хамом и подлецом, так унизить профессора, как ты это сделал. Он принял нас, накормил, предоставил джип, и только потому, что у него есть один-единственный недостаток считать себя писателем, ты ему об этом кричишь во все горло! Браво и спасибо!

Эрнесто, ужасно подавленный:

— Но ты же хорошо видел, что я ничего не хотел говорить на прощанье, сделал все, чтобы не отвечать…

Он глубоко переживает, что ранил кого он уважает. Но ложь заставила бы переживать еще больше.

Из Лимы, где друзья провели более трех недель, они выносят два впечатления — доктор Песке и Сераида Болюарте. Красивая, предупредительная, она прекрасно исполняет роль доброй феи с заметной нежностью к более молодому искателю приключений. Пока ее мать готовит восхитительную еду, все трое слушают пластинки Карлоса Гарделя. Перед отъездом Сераида дает им маленький примус. Они будут думать о ней каждый раз, зажигая его в дальнейшем путешествии.

17 мая — прощай, Лима, и вперед к Амазонке! Но прежде чем добраться до самой полноводной реки, нужно поднять большой палец и положиться на милость случая и любезных водителей. 18-го они проходят через Керро де Паско, самый важный рудный центр Перу: золото, медь, железо, олово, естественно, в руках янки, — подчеркивает Фусер. После Тинго-Мария они преодолевают Спящую Красавицу, так местные жители назвали горную цепь, которая издалека похожа на лежащую женщину. Говорят, что водители грузовиков испытывают боль внизу живота от желания, когда видят ее.

Несколько дней льет проливной дождь и колеса застревают в грязи так, что нужно надевать цепи. Недалеко от бразильской границы, как только начинают появляться первые плантации кофе, путешественники спрыгивают на обочину. Вскоре вдали показался огромный караван из шестидесяти машин, направляющийся на восток, чтобы ремонтировать размытые дождем дороги. Джип — голова чудовищной анаконды, подбрасывает Фусера и Миаля до Пукальпы, где грузится Сенепа, на ней они начнут спускаться по Укайяли, которая позднее станет Амазонкой.