Че Гевара

Галопировала безработица. Жилищный кризис был таким, что каждый оставался в семье, женившиеся дети жили у своих родителей. В то же время Гавана продолжает предлагать свои обычные спектакли, блестящие и пестрые, с кофейнями на каждом углу, передвижными тележками, предлагающими яйца на блюде, жареные мини-бифштексы, хот-доги, или национальное блюдо — этих маленьких устриц, которых достают со дна стакана. На экранах с триумфом шел фильм Луи Малля «Любовники», в то время как любители литературы посещали Флоридиту, модный ресторан возле центрального парка. Здесь пили дайкири (белый ром с колотым льдом) в надежде встретить Хемингуэя. По улицам медленно проезжали огромные и сверкающие «шевроле», те же самые, которые еще ездят в девяностые годы. Самый шикарный отель СарагоСана соперничал по наплыву с Парижем, в то время как старый собор Бодегуитадель Медио привлекал интеллигентов авангарда.

С духами Гуэрлон и модельером Бессоном французская утонченность пропитывала прекрасное общество. У мужчин была в моде гуаберу, льняная рубашка с большими карманами, которую носили слегка накрахмаленной. Ча-ча-ча и мамбо увеселяли жизнь столицы; было хорошим тоном присутствовать на бегах лошадей и борзых, прежде чем отправиться в Хаи-Алаи, чтобы рукоплескать футболисту Пистону, и закончить около рулетки в казино.

Это было вчера…

В начале этого января 1959 года утонченные развлечения уступили место грандиозному народному веселью, которое прокатывается по острову как бесконечная дрожь. Повсюду уличные оркестры. Пьют, поют, любят: демографический рост следующего года подтвердит, насколько эти ночи были тропическими… Но дети, родившиеся от Революции, будут расти в достоинстве, будут есть, сколько захотят, и будут знать, что требует гигиена. До появления Восточного блока — но это уже другая история.

Че пожелал бы в эти мгновения снова стать Эрнесто Гевара, хотя бы для того, чтобы заключить в объятия Алейду. Но ему совершенно не оставляют времени. Окруженный своими барбудос, он летит из дома в дом, из одного посольства в другое, с пожатием рук и объятиями. Молодая француженка, дочь генерала Беше, присутствовавшая на одном вечере с фотографом Кордой и его женой Норной, замирает от волнения, когда Че дарит ей пулю из своего патронташа, которая и сегодня стоит у нее на столике у изголовья.

— Он был таким красивым, — вспоминает она. — Когда я его увидела, мое сердце забилось так сильно, что я больше не слышала музыки…

8 января, наподобие римлян, кубинский народ воздает должное своему Цезарю — Фиделю Кастро, о котором злые языки говорят, что он выбрал себе военное имя Алехандро, как Александр Великий, чтобы быть сильнее, чем Батиста, который считал себя Наполеоном.

9-го новый Совет Министров объявляет Че кубинским гражданином. Он готов принять официальные обязанности, чтобы помочь стране, которая только что освободилась от ига тирании. В первое время он ставит перед собой задачу борьбы с вандализмом и наведения порядка. Он знает, что Соединенные Штаты не мешают деятельности правительства: сейчас кастровская Революция воспринимается Вашингтоном благосклонно, падение Батисты приветствуется с некоторой теплотой. Милтон Эйзенхауэр, брат президента, подталкивает к «принятию протокольно холодного отношения к латиноамериканским диктаторам» — фраза, напечатанная в Ла Расон по информации Юнайтед Пресс. Он намекает на Стресснера в Парагвае, на Самосу — в Сан-Доминго, где скрылся Батиста. Но у Америки есть дела поважнее: она еще в шоке от запуска «Лунника-1», который становится темой международной хроники.

Первые дни после победы Че занимается Революцией в бесконечных поездках между крепостью Кабанья и казармой Колумбия. Каждый день он там видит людей Батисты, задержанных и отданных под революционный трибунал. Он их зовет Лос Чиватос (доносчики). Спрошенный внезапно о его политических чаяниях, он отвечает:

«Это не верно, что у меня есть политические видения. Я придерживаюсь порядков временного правительства до момента, когда доктор Уррутия будет прочно восстановлен в своей должности».

В Кабанье, где ему предоставлены апартаменты полковника Батисты, он заметил чиновника с живым умом и правым направлением мыслей, который кажется ему достойным стать его секретарем, а на самом деле его доверенным лицом. Таким образом Манреса начинает жить в тени Че.

Эрнесто ходит по улицам и встречается с населением. Однажды подросток в оливково-зеленой одежде, с автоматом и нарукавной повязкой Движения 26 июля спрашивает его:

— Это правда, что ты возглавишь экспедицию, чтобы освободить Сан-Доминго и покончить с Трухильо?

Смеясь, он отвечает:

— Комарадо! Откуда ты это взял?

Зеленый герильеро не теряется:

— Все так говорят. Но, может быть, ты не освободитель?

— Я не освободитель. Освободителей не существует. Эти люди сами себя освобождают.