Че: «Мои мечты не знают границ»

«Дорогие мои старики!

Я вновь чувствую пятками ребра моего Россинанта, вновь, облачившись в доспехи, отправляюсь в путь.

Лет десять назад я написал вам другое прощальное письмо. Насколько помню, я сожалел тогда, что из меня не вышло ни хорошего солдата, ни хорошего врача. Второе меня уже не интересует, но солдат из меня получился не такой уже плохой.

В основном с тех пор все осталось по-прежнему, разве что я стал гораздо более сознательным и мой марксизм укоренился во мне. Я считаю, что вооруженная борьба есть единственный выход для народов, борющихся за свое освобождение, и я последователен в своих взглядах. Многие называют меня авантюристом. Это правда. Но только я авантюрист особого рода, один из тех, кто рискует жизнью, чтобы доказать свою правоту.

Вполне возможно, я пытаюсь сделать это в последний раз. Я не ищу подобного конца, но, рассуждая логически, он вполне возможен. На этот случай позвольте мне обнять вас в последний раз.

Я очень любил вас, только не умел выразить свою любовь. Я был слишком прямолинеен в своих поступках и думаю, что вы меня иной раз не понимали. С другой стороны, уж поверьте, было нелегко меня понять, по крайней мере сегодня. И воля, которую я укреплял с воистину актерской увлеченностью, вынуждает действовать мои слабые ноги и утомленные легкие. Я достигну своей цели.

Поцелуйте Селию, Роберто, Хуана, Мартина и Пототина, Беатрис, одним словом, всех.

Вас крепко обнимает ваш блудный и неисправимый сын.

Эрнесто».

Его взгляд медленно скользнул по скудно обставленной комнате. Здесь, в кабинете, у него имелось несколько личных вещей. Фотография. Маленькое настенное зеркало. Зажигалка. Пара авторучек. Он решил подарить все это своим сотрудникам.

Затем он собрал несколько рассыпанных по столу сигар и вытащил остальные из ящика. Он сложил их, осторожно встал и остановился на мгновение перед зеркалом: «Итак, Эрнесто Че Гевара, Дон Кихот вновь велит седлать Россинанта».

Смерть в Боливии

Вот уже почти месяц пятнадцать кубинцев находились в горном районе Пинар-дель-Рио. Они изучали тактику партизанской войны, учились стрелять и совершать длительные переходы. Им нужно было вернуть свои прежние навыки. Они построили самый настоящий партизанский лагерь. Почти все бойцы знали друг друга по боевым делам прежних лет. У всех были семьи, маленькие дети. Среди них не было никого старше тридцати пяти лет. Их призвали на борьбу против империализма в чужой стране. Где и когда — этого они не знали. Они даже не знали, кто возглавит операцию. И несмотря на это, не колеблясь согласились участвовать в ней. Все готовилось в условиях строжайшей конспирации. Они порвали все контакты со своими семьями. В их прощальных письмах ни слова не говорилось о том, в каком уголке земли их отец или муж будет рисковать своей жизнью.

В отряде царило приподнятое настроение. Все было организовано, как и раньше. Уже имелись арьергард, головной отряд и главные силы. Ежедневно дежурный компаньеро заботился о еде. Они снова жили, как тогда, в Сьерре. Почти каждый день Че приказывал докладывать ему о настроении в команде. Он пока еще не посвятил бойцов в детали предстоящего дела. Они все еще не знали, что в реализации планов он играет ведущую роль. Ему сообщили, что кое-кто в отряде полагает, что Фидель лично возьмет на себя руководство партизанской борьбой. Почти все были убеждены, что новым командиром будет известный революционер.

Революционеры быстро выстроились и устремили взгляд на нового командира партизанского отряда.