Che Ti Dice La Patria?

– Выберем ресторанчик попроще, – сказал Гай.

Мы затормозили около двух ресторанных вывесок. Наша машина остановилась на противоположной стороне улицы. Я купил газеты. Оба ресторана были рядом. Женщина, стоявшая у входа одного из них, улыбнулась нам. Мы пересекли улицу и вошли.

Внутри было темно. В глубине комнаты за столом сидели три девушки и старуха. Прямо против нас за другим столиком сидел матрос. Он ничего не ел и не пил. Еще дальше – молодой человек в синем костюме писал за столом. Волосы его были напомажены и блестели; он был хорошо одет и имел франтоватый вид.

Свет проникал через входную дверь и окно, где на витрине были выставлены фрукты, овощи, ветчина. Одна из девушек подошла к нам принять заказ, другая стояла в дверях. Мы заметили, что платье ее было надето на голое тело. Девушка, принимавшая заказ, обняла Гая за шею, пока мы рассматривали меню. Девушек было три, и они по очереди выходили и стояли в дверях. Старуха, сидевшая в глубине комнаты за столом, пошепталась с ними, и они снова уселись вместе с ней.

В комнате была только одна дверь, которая вела в кухню. На ней висела занавеска. Девушка, принявшая заказ, принесла из кухни спагетти. Она поставила перед нами блюдо, подала бутылку красного вина и подсела к столику.

– Ну вот, – сказал Гай, – ты искал местечка попроще.

– Да, здесь как будто совсем не просто. Скорее – наоборот.

– Что вы говорите? – спросила девушка. – Вы немцы?

– Южные немцы, – ответил я. – Южные немцы, приветливый, хороший народ.

– Не понимаю, – сказала девушка.

– Как здесь принято? – спросил Гай. – Обязательно, чтобы она меня обнимала за шею?

– Конечно, – ответил я. – Муссолини уничтожил публичные дома. Это ресторан.

На девушке было надето гладкое платье. Она облокотилась на стол, скрестила руки на груди и улыбнулась. С одной стороны лица улыбка у нее была привлекательнее, чем с другой, и она все время поворачивала эту сторону к нам. Очарование этой стороны подчеркивалось еще тем, что с другой нос ее был вдавлен, точно он был из теплого воска. Но, в сущности, ее нос не был похож на теплый воск. Он был очень холодный и твердый, только сбоку немного вдавлен.

– Я вам нравлюсь? – спросила она Гая.

– Он обожает вас, – сказал я. – Только он не говорит по-итальянски.

– Ich spreche deutsch [я говорю по-немецки (нем.)], – сказала она и погладила Гая по волосам.

– Гай, поговори с леди на твоем родном языке.

– Откуда вы приехали? – спросила девушка.

– Из Потсдама.

– И побудете здесь?

– В этой чудесной Специи? – спросил я.

– Скажи ей, что мы собираемся уезжать. Скажи, что мы очень больны и у нас нет денег, – сказал Гай.

– Мой друг – закоренелый женоненавистник. Он настоящий немец и ненавидит женщин.

– Скажите, что я люблю его.

Я сказал.

– Перестань болтать вздор, и давай лучше удерем, – продолжал Гай.

Девушка обняла его другой рукой.

– Скажите ему, что он мой.

Я сказал.

– Уйдем мы отсюда когда-нибудь или нет?

– Отчего вы ссоритесь? – сказала девушка. – Вы не любите друг друга?

– Мы немцы, – ответил я с гордостью. – Настоящие немцы с юга.

– Скажите ему, что он красивый малый, – сказала девушка.

Гаю тридцать восемь лет, и он слегка гордится тем, что во Франции его принимают за путешествующего коммивояжера.

– Ты красивый малый, – сказал я.

– Кто это говорит? – спросил Гай. – Ты или она?

– Конечно, она. Я всего-навсего переводчик. Ведь только потому ты и взял меня с собой.

– Хорошо, что это она, – сказал Гай. – А не то пришлось бы нам тут расстаться.

– Ну что же. Специя – приятное местечко.

– Специя? – спросила девушка. – Вы говорите о Специи?

– Приятное местечко, – сказал я.

– Это моя родина. Специя – мой родной город, а Италия – моя родина.

– Она говорит, что Италия – ее родина.

– Оно и видно, что это ее родина.

– Что у вас на десерт? – спросил я.

– Фрукты, – сказала она. – Есть бананы.

– Бананы, пожалуй, можно, – заметил Гай. – Они хоть с кожурой.

– Ах, он любит бананы, – сказала девушка. Она обняла Гая.

– Что она говорит? – спросил Гай, отворачивая лицо.

– Она радуется, что ты любишь бананы.

– Скажи ей, что я не люблю бананов.

– Синьор не любит бананов.

– Ах, – сказала девушка упавшим голосом, – он не любит бананов.

– Скажи ей, что я люблю утром холодную ванну.

– Синьор любит холодную ванну по утрам.

– Не понимаю, – сказала девушка.

Сидевший против нас бутафорский моряк не двигался с места. Никто в комнате не обращал на него никакого внимания.

– Дайте нам счет, – сказал я.

– Нет, нет, останьтесь!

– Послушай! – сказал франтоватый молодой человек из-за стола, за которым он писал. – Пускай они уходят, они ничего не стоят.

Девушка взяла меня за руку.

– Ну останьтесь! Попросите его остаться.

– Нам нужно ехать, – сказал я. – Сегодня к вечеру мы должны попасть в Пизу, а если удастся, то и во Флоренцию. Мы можем вечером там поразвлечься. Сейчас еще рано. Мы должны доехать засветло.

– Отдохнуть немного – тоже хорошо.

– Путешествовать необходимо при дневном свете.

– Послушай, – сказал франтоватый молодой человек. – Не трать с ними времени понапрасну. Говорю тебе, они ничего не стоят. Уж я-то знаю.

– Подайте нам счет, – сказал я.