Чебурашка

Хотя, стоит отметить, что после посещения кладбища, расшатанные мои нервы, в целом, слегка поутихли. И все надуманное ранее об отношениях этих двоих видится полнейшим бредом. Вновь вернулись вполне добрые, такие себе «отеческие» чувства к Свиридову, усиленные тем, что пацан явно дорог моей Данилиной. Остается, конечно, вопрос о том, где мать Степана, и почему парень ночует у Зои, а не у себя дома, но в целом — это лишь детали. Главное, что я вынес из сегодняшнего утра — этих двоих сближает что угодно, но не романтическая связь.

Поэтому и желание забрать мальца в свою школу, и дать дорогу будущее, научив всему, что сам умею, и продвинуть по своим каналам, дабы он не столкнулся со всей той грязью, в которой довелось искупаться мне, вернулось даже не с прежней, а с удвоенной силой.

Но еще больше захотелось забрать Зою. Из ее убогой квартирки в разваливающемся доме, годном разве что на снос, из дешевых магазинов, где она покупает уродские, но добротные ботинки и старомодные пальто, из этого города, что оказался к ней столь неласков. А затем методично исполнить каждое ее желание, ведь…

Ведь я люблю ее…

Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук. Размеренно бьется сердце.

Люб-лю. Люб-лю. Люб-лю. Разносится пульсацией по венам, проникая в каждую клетку, словно вирус, не вызывая при этом никакого дискомфорта, отторжения, раздражения.

Я просто ее люблю.

И перед глазами Зоин взъерошенный образ с босыми ногами, перепуганные и не верящие глаза-блюдца на пол-лица, тонкие нервные пальцы, стискивающие поясок махрового халатика. Нежная, хрупкая, ранимая. Родная. Стоило всего раз взглянуть на нее, чтобы безвозвратно запустить процесс тотального переосмысления собственной жизни.

Я. Люблю. Ее.

Так легко и так просто это осознание вошло внутрь меня и набрало силу, что любое сопротивление кажется глупым, бесполезным, даже преступным. И сердце щемит от эмоций, и голова разрывается от мыслей.

И ноги сами несут на знакомый этаж к заветной двери.

Звонок, другой, третий…. двадцать пятый. Никто не спешит открывать. Упрямо жму на кнопку снова, и снова, и снова, но по ту сторону не слышно ни малейшего шороха.

А меж тем, в голове продолжают роиться мысли.

Что я вообще знаю о ее жизни? По каким неведомым причинам Зоя ушла из гимназии практически вслед за мной? Ее затравили? Выжили? Но ведь Кристина клятвенно гарантировала, что оставит девчонку в покое. Почему тогда вместо того чтобы поехать учиться в Москву Зоя окончила местный педагогический колледж и теперь преподает школьникам математику? Из-за матери?

Из-за Степы?

И тут же сам выстраиваю наиболее вероятную логическую цепочку (уж в чем в чем, а в логике мне не откажешь!). В жизни Зои появился отец. Павел Михайлович Свиридов. Да не один, а с ребенком. Со Степой. Людмила Владимировна — добрая душа — прощает мужчину и принимает в семью вместе с пасынком (никогда не поверю, что эта женщина могла бы поступить иначе).

Мать Степы, вполне вероятно, либо живет далеко, либо не здорова, либо имеет пагубные пристрастия в виде алкоголизма или еще чего похуже, либо … все вместе взятое. Затем, по каким-то причинам умирает Людмила Владимировна. Вскоре за ней в могилу лег и Павел Михайлович. Сдать сводного брата в детский дом или вернуть матери-алкоголичке (хронически больной, психически нестабильной, живущей на крайнем севере — нужное подчеркнуть) Зоя (истинная дочь своей матери) ни за что не смогла бы. А потому все эти годы самостоятельно воспитывала Степу.

Паренек ей вообще больше как сын, нежели брат.

От такой интерпретации взаимоотношений Данилиной и Свиридова почему-то вдруг пробежал мороз по коже. Сын. Здорово, наверное, быть родителем такого ребенка. Если бы за все эти годы я хотя бы раз с ней связался… Мы могли… Могли бы вместе пройти этот путь.

А еще…

А еще у нас могли быть и другие дети.

Чем дольше я жал на кнопку звонка, тем дальше заводили меня мысли-мечты в дебри фантазии, и тем сильнее я увязал в болоте разочарования в самом себе. Однако внутри упрямо теплилась надежда на то, что еще не все потеряно. Еще есть шанс. Есть будущее. И если понадобится, я выгрызу его зубами у самой судьбы.

Да, Зоя до сих пор на меня очень злится. Не простила. Но, стоит справедливо заметить, что и я пока не просил никакого прощения. Но готов. Так готов, что буквально потряхивает. Отчего-то резко стало страшно не успеть сделать это. Рассказать все Зое. Покаяться. Повиниться. Объяснить, в конце концов, что я не конченый урод, который ею воспользовался и просто кинул. Дать понять, что совсем не предательство было запланировано мной на вечер Зимнего бала.

Я вообще вдруг как-то ощутил себя определившимся, цельным, решительным. Как будто с возвращением в мою жизнь Данилиной, недостающие шестеренки встали на место, позволив запустить ее в полную мощность, используя все возможности, а не только функции жизнеобеспечения.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Двери, к слову, так никто и не открыл.

Куда же хозяева подевались?