Чеченская марионетка, или Продажные твари

– Приходишь на товарную станцию, – рассказывал Усольцев, – спрашиваешь у башмачников или машинистов, куда и когда отправляется поезд. Если придется ехать ночью, то лучше залезать в теплушку. А днем по югу приятно передвигаться на открытой платформе. Два главных закона: не спрыгивать и не запрыгивать на ходу и никогда не пролезать под поездом. Он может двинуться в любой момент. Если с поезда снимает «вохра», показываешь студенческий, говоришь, мол, фольклорная экспедиция, отстали от основной группы, денег нет, вот и догоняем. Обычно сами же «вохровцы» и сажали в какую-нибудь хорошую теплушку, иногда даже кормили, чаем поили. Тогда не только в деньгах заключалась проблема. Главное – билеты. Летом поезда южного направления забиты до отказа, люди сутками стояли в очередях за билетами. Только вы не вздумайте сейчас так ездить! Время совсем другое, и страна другая.

Вспомнив любительский фильм о товарняцких путешествиях, Маша слегка приободрилась. «Конечно, время другое, все-таки пятнадцать лет прошло. И потом – я одна, а их пятеро. У меня нет никакого опыта, но и у них сначала тоже не было».

По рассказу Усольцева, до Орла можно доехать за сутки, если повезет. А от Орла до Тулы – рукой подать. Тула – это почти Москва, там можно и на электричке «зайцем».

«Жалко, у меня нет карты», – подумала Маша уже спокойно.

* * *

Доктор Ревенко опустил жалюзи на окнах, плотно задвинул шторы, проверил, заперта ли дверь. Торшер в гостиной давал очень сильный свет, и он поменял лампочку на самую слабую. Теперь в комнате был полумрак. Но света вполне хватало, чтобы подсоединить видеокамеру к телевизору.

На экране появилось изображение, пошел звук.

За накрытым столом сидел Ахмеджанов, за его спиной стоял телохранитель и старательно обгладывал куриную кость. Камера скользила по лицам. Человека, сидевшего напротив Ахмеджанова, доктор узнал сразу. Узнать его было не сложно, портреты красовались сейчас по всей области, на предвыборных плакатах и листовках.

– Чего тебе, мало, что ли, в тот раз дали? – спрашивал Ахмеджанов.

– Ну, Аслан, ты пойми, эта предвыборная кампания столько сжирает каждый день, – заискивающе заглядывая в глаза Ахмеджанову, отвечал Вячеслав Иванов, кандидат на губернаторский пост. – Тем плати, этим плати. Все хотят.

– Ладно, не ной, – махнул рукой Ахмеджанов и кивнул телохранителю. Тот отбросил куриную кость, на секунду исчез из кадра и появился, держа в руках небольшой плоский чемоданчик.

Отодвинув тарелку, Иванов положил перед собой на стол чемоданчик, открыл его.

– Пол-«лимона», можешь пересчитать, – усмехнулся Ахмеджанов.

– Да ладно тебе, Аслан, – смущенно потупился Иванов.

Оператор не поленился, упер на секунду камеру в содержимое чемоданчика. Там лежали аккуратные толстые пачки стодолларовых купюр. Иванов тут же закрыл и убрал чемоданчик.

Потом камера скользнула еще по одному русскому лицу. Но этого человека Вадим не знал.

«А вот теперь не придется ничего проверять! – подумал он, вытаскивая кассету и отсоединяя видеокамеру от телевизора. – Но времени совсем мало. До выборов всего неделя. И выберут, скорее всего, этого Иванова. Кассету надо передать очень быстро. Но ошибиться нельзя. Как же Иван додумался до этого? Нет, не Иван. Андрюха. Его зовут Андрей. Он убирал в доме, где происходила встреча. Как же он догадался взять кассету и отдать мне? Возможно, просто увидел интересную коробочку на столе и решил подарить в благодарность за еду? Даже если никто не видел, как он отдавал мне кассету, они наверняка начнут меня подозревать и проверять. Они могут и не знать, что кассету взял именно Андрей. В любом случае сейчас надо ее очень хорошо спрятать».

Подумав еще секунду, Вадим отправился в ванную комнату с кассетой в руке.

* * *

Они пришли поздно ночью. Иван спал крепко. В хлеву было темно. Они стали светить ему в лицо резким светом, подняли его на ноги и вытолкали из хлева на улицу. Выталкивал один, а двое остались в хлеву. Иван оглянулся и увидел, как они роются в соломе.

Потом они вышли, держа в руках его красивые мешки. Они стали трясти мешками перед лицом Ивана. Бумажки посыпались. В лунном свете Иван видел, как блестят самые красивые, от шоколадок. Он принялся их собирать. Он хотел поскорее собрать и спрятать за пазуху хотя бы эти, блестящие, самые красивые.

Ему скрутили назад руки, ударили несильно и спросили:

– Откуда это у тебя?

Зачем они спросили, если он все равно не мог ответить?

– Кто давал тебе еду? – Они опять его ударили, на этот раз сильней.

Тут подошел фельдшер и сказал:

– Хватит. Он все равно не ответит. Еду ему давал доктор.

Иван стал мычать и мотать головой. Он испугался: вдруг они убьют доктора за то, что тот кормил его.

Трое перестали бить и повели Ивана в большой дом. Там в одной из комнат сидел бритоголовый Аслан.

– Он слышит и понимает, – сказал про Ивана фельдшер, – но говорить не может. Как собака. Еду ему давал доктор.

Бритоголовый сделал знак, двое вышли. Остались только фельдшер и еще один, огромный, высокий и толстый, все время молчавший.