Читаем Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне полностью

Поэтому Ваня Гапасько, получив в нагрузку линию розыска, слегка удивился 100 % провалу в этом направлении. Не мудрствуя лукаво и никого особо не курсуя, он, взяв на борт Липатова, Кочура, Капустина и Поливанова, запрыгнул в УАЗ и прокатился к месту проживания одного из разыскиваемых. Поинтересоваться, где он может быть. Благо адрес был метрах в ста от ПВД. Велико же было удивление, когда, подъехав к частному дому, он увидел что-то мастерящего во дворе дома «беглеца». Не тратя времени на разговоры, опера закрутили ему ласты и увезли во Фрунзенский РОВД. Правда, отъезжающую машину атаковали какие-то пожилые чеченки, выскочившие на дорогу. Ваня, вспомнив многочисленные розыскные дела, добрая половина которых пестрела объяснениями типа: «…приехали военные и куда-то увезли…», остановил машину и громко объявил, за что их родственник задержан и куда его везут. Таким образом, была обеспечена законность мероприятия. Сдав задержанного в РОВД, Гапасько срубил первую палку и улучшил показатели. И это несмотря на то, что доставленный на следующий день уже снова что-то мастерил во дворе.

После этого случая стало ясно, что никто из «бытовиков» никуда не скрывается — их просто никто не ищет. Теперь мероприятие тщательно планировалось — адрес разведывался и при наличии жизнедеятельности накрывался ОМОНом и операми. В случаях потревожней, делалось это рано утром, до инженерки, часов в пять-шесть. Сегодняшний рейд к такой категории не относился. Катаев и Таричев бросили автоматы на койки в пустом кубрике и пошли в столовую.

— Патрон в патроннике? — усмехнувшись, спросил Костя.

— Нет… Даже на предохранителе, — с невесёлой улыбкой ответил Саша. Они оба помнили тот дурацкий случай.

Рябинин, абсолютно трезвый, приехав из Ханкалы, зашёл в кубрик. Саша Таричев, проснувшись, сидел на верхней койке, свесив ноги. Объясняя что-то Бескудникову, Сергей поставил автомат на находящуюся под Таричевым кровать, стволом вверх и, заговорившись, не отстегнул магазин. Или подумал, что отстегнул. Затем, в соответствии с инструкцией, дернул затвор и осуществил контрольный спуск. За полсекунды до этого, Таричев, зевнув, спрыгнул со второго яруса, а контрольный спуск бабахнул короткой очередью. Саша ещё не приземлился, а в тёплом от его задницы матрасе появилось две дырки.

Костя чётко помнил как оба и Таричев и Калинин, хлопая глазами, взбледнув, сглотнули слюну.

Народа в столовой, ввиду их опоздания на обед, было немного, в основном дежурная смена — помощник дежурного и омоновцы во главе с Малдером. Опера ещё не расправились с борщом, как к ним осторожно подошёл помдеж Витя, с чем-то вкусным в усах.

— Этта, парни… Там ещё полчаса назад сообщили… Самоподрыв около РОВД, — сказал он, глядя на остановившиеся ложки, — без пострадавших, кроме самого… Пообедаете, проедьте…

Ложки заработали:

— Без вопросов.

— Ну и чудненько.

Прапорщик ретировался.

— Окунь! Иди к нам! — махнул Таричев зашедшему в столовку водителю.

Юра присел к операм, с философским спокойствием выслушав сообщение о выезде, вздохнул:

— Ну, дак что… — приступил к супу.

* * *

Около Фрунзенского РОВД царило оживление. Небольшая толпа, состоящая преимущественно из женщин, волновалась перед цепочкой постовых, перегородивших улицу. Машины вологжан тоже не пустили.

— Сами поймёте почему, — ответил старший, — пешком пройдёте, там недалеко.

Пройдя кордон, Костя уже начал понимать причину перекрытия улицы, а подойдя поближе, окончательно удостоверился в правильности своих предположений. Несколько человек, скорее всего сотрудников отдела, что-то собирали в резиновых перчатках по улице. Всё тот же следователь Магомед, стоя около входа в РОВД, беседовал с начальником криминальной милиции отдела. Его Костя пару раз видел у Жоганюка.

— Глянь! — идущий рядом Таричев, толкнул Катаева в бок.

Одиноко стоящий тополь был словно выкушен многорядной зубастой пастью. Стена дома, расположенного метрах в пятнадцати от него пестрела свежими осколочными зарубками. Такие же отметки присутствовали и на всей фронтальной стороне здания РОВД. На соседних, от пострадавшего тополя, кустах и деревьях, висели какие-то серо-сизые тряпки. Что-то похожее и собирали по улице люди в перчатках. Приблизившись ещё на несколько метров, Костя понял, что это элементы человеческого тела.

— A-а, совэтники… — растянул лицо в хищной улыбке начальник КМ, — слэдовател асмотр закончыл, тэррорист задэржан…

Он легонько пнул своей нубуковой туфлёй, стоящую рядом, всю в бурых разводах и кровавых пятнах, набитую чем-то грязную наволочку, больше напоминавшую картофельный мешок.

— Турпал Алиевич, сабрали вроде всё, кароче… Там на дэрэве осталось кышков нэмного… Высоко, нэ достать… — подошедший сотрудник, опустил в мешок что-то склизкое.

— А нога вторая гыдэ? — Турпал Алиевич строго посмотрел на подчинённого.

— Можэт за гаражи улэтэла, — пожал тот плечами и пошёл к заканчивающим сборы коллегам.

— Этого достаточно будет, — Магомед, подуставший за сегодняший суматошный день, больше задерживаться не планировал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее