Читаем Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне полностью

С этого момента началась отвальная. Пусть внезапно свалившийся отъезд Катаева и Рябинина не был таким уж приятным событием, но накипь последних дней требовала эмоциональной разрядки. Рябинин не рассказал друзьям, о чем он так долго беседовал с полковником Куликовым. Опера так никогда и не узнали, что цена счастливой развязки их общего поступка, «не совместимого с требованиями, предъявляемыми к сотрудникам органов внутренних дел», — рапорт на пенсию, написанный старшим оперуполномоченным в начальственном кабинете. Одним из условий его написания, было обещание полковника не применять репрессий в отношении Катаева. Кроме этого, Рябинин отдал Куликову свои оперативные позиции и каналы информации, наработанные за все командировки в Чеченскую республику. Этот оперативный багаж был очень нужен новому начальнику Центра Содействия.

Серега же реально устал. Сбрасывая со своей души все, что связывало его с этой войной, он решил вычеркнуть из памяти всю грязь, скопившуюся под ногами на этом пути. Оставить в себе лишь те светлые моменты, ради которых приходилось убивать или умирать. Цепляться за службу для того, чтобы опять услышать выводы руководства о неправильности поступков по совести? Наверное, не стоит она того. Попрощаемся уже.

А опера, смягчив зачерствевшие души алкоголем, постепенно возвращались к жизни. Бог войны, собрав их, веселых и грешных, пригоршней швырнул в жаровню чеченского пекла. Пьяные вагоны, весело доставившие их в обугленный город, не стали дожидаться обратных билетов. Их здесь не выдают. Каждый вытягивает свою путевку самостоятельно. Кого-то взрывают, кого-то снайпер или автоматчик, кто-то погибает, просто оказавшись не в том месте, не в то время. Некоторые тянут служебную лямку: зачистка-инженерка-пост, наиболее удачно устроившиеся, умудряются, не выходя дальше мини-рынка, стопроцентно закрывать «боевые» и привозить госнаграды. И лишь немногие зачем-то лезут на рожон и иногда остаются в живых.

Так получилось, что все они разношерстно-разновозрастные, соприкоснувшись, как круги Эйлера, нашли единый сектор правильного понимания жизни. И пусть эта их жизнь продолжалась всего 90 суток, а для кого-то гораздо меньше, они прожили ее, глотая одну колючую пыль, терпя одну боль и довольствуясь одним на всех возмездием. Самое интересное, что ехали они на войну теми же мотивами, что и все остальные. «Боевые-окопные-командировочные». Но так получилось, что судьба сбацала злобную шутку. Отобрав у них товарищей, она наполнила эту командировку настоящим жизненным смыслом, а не шкурными интересами. Помимо оперского заболевания, известного как «чешежопица», возник еще и вирус личной, а точнее, кровной мести. Видимо местность такая… Способная спокойных северных мужиков развернуть на 180 градусов. И уже не надо ничего земного, дайте только до горла добраться. Как для того старого и седого горца. Жизни нет, пока кровник где-то чистым воздухом наслаждается. Все иное…

Катаев встал из-за стола и незаметно вышел в спальник. Шумно и весело бухающий коллектив не обратил на него внимания.

Медленно, превозмогая себя, дошел до койки. Под матрасом, несмотря на все бури, бушевавшие в этом помещении, мирно тяжелел килограмм железа. Последнее материальное напоминание о прошедшей трехмесячной жизни. Пережитого страха, выблеванной злости, гипертрофированной лжи и, оставшейся навсегда, боли. Стальной канатик, связавший два, навсегда расставшихся берега. Который должен когда-нибудь лопнуть.

Костя, нащупав тяжелый сверток, вытащил автоматический пистолет наружу. Секунду мучимый желанием распаковать драную наволочку и еще раз погладить воронение, он сунул его за пазуху. Пистолет манил своей приятной тяжестью, но оперативник уже относился к нему как к покойнику в закрытом гробу. Не надо тревожить.

На улице начинало темнеть. Пришедший со стороны предгорий дождь, отменил вечернее построение, разогнав подразделения по кубрикам. Костя, чувствуя, как противные капли проникнув за шиворот, дарят телу неприятную свежесть, быстрым шагом прошел к длиннорядному сортиру. Там, убедившись в отсутствии справляющих нужду, он, без сожаления, опустил ненужную реликвию в первое же отверстие.

* * *

На следующий день вертолет МЧС, приняв на свой борт, взвод дембелей 22 ОБРОНа, четырех кинологов с овчарками, десяток гражданских и двух оперов уголовного розыска, взял курс на Моздок.

Винтокрылая машина, с трудом проминающая злое чеченское небо, поднималась над, ощерившимся закопченными зданиями, городом. Он угрюмо смотрел в улетающую стальную стрекозу, провожая недобрым взглядом.

Расставание зэка и вертухая, не произнесших друг другу за все совместно проведенное время ни одного доброго слова, не может быть сердечным и сентиментальным.

Словарь терминов, употребляемых в книге

200 — убитый.

300 — раненый.

АГС — автоматический гранатомёт станковый.

АКСУ — автомат Калашникова складывающийся укороченный.

АПС — автоматический пистолет Стечкина.

Барабан — агент, секретный сотрудник, завербованный, конфидент.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее