Чеченский дневник

Из Сунжи пью гнилую жижу…

У костерка баланду жру…

 

Стреляю в небо для острастки..

Вжимаюсъ в трещину в скале…

Бреду е рукой на перевязке

по богомерзкой Ханкале…

 

Не солнце,

а подобье горна,

не воздух,

а горячий воск…

Хватает прошлое за горло,

как беспощадный горный волк.

 

Взрывались мины-самоделки.

Не ставя жизнь

и вполцены,

швыряли в нас гранаты девки,

стреляли в спину пацаны.

 

Жестокая война без правил.

Я помню,

как у Черных скал

под окруженье нас подставил

залетный горе-генерал.

 

Глушили,

как в пруду рыбешку,

нас,

брошенных в беде солдат.

Он был похожим на бомбежку,

тот сумасшедший минопад.

 

Глаза закрою: вон наш старший.

До фильтра «Яву» докурив,

роняет,

вдруг хрипатым ставший:

«Идем, братишки, на прорыв…»

 

Нет,

мертвые не имут сраму..

Наш старший вскинул автомат.

 

«Братишки, за Россию-маму!»

А дальше - трехэтажный мат.

 

В броске навстречу иноверцам

он рухнул,

сделав полушаг…

 

Вон он лежит

с пробитым сердцем

и с изумлением в глазах…

 

Я в подмосковные Вербилки,

хоть на полдня,

но заскочу,

и на твоей,

сержант,

могилке

зажгу свяченую свечу.

 

Жить за себя,

жить за него нам…

Смертям назло,

врагам на страх…

 

Звучит команда:

«По вагонам!»

И топот,

как обвал в горах.

 

На Грозный,

снегом убеленный,

бросает алый свет закат,

а впереди горит зеленый,

напоминая про джихад.

 

И под собой земли не чуя,

спешит к вагонам солдатня.

Держась за поручень,

кричу я:

«Прощай, умытая Чечня!»