Чеченский этап

Утром распогодило, и уже к полудню подсушило так, что Кольша решил двигаться дальше. На очереди была стоянка у ручья, где, когда он уходил, мыли золото беглые заключенные. Один из них, Сергей, потом стал другом и наставником Кольши. Они расстались на фронте, в самые тяжелые дни обороны Сталинграда. Кольша, так уж случилось, попал в плен. Он уверен, что его друг и командир погиб как герой. Иначе быть просто не могло. Сейчас он понимал, что тогда Лемешев, из окружения отправляя его с донесением в штаб, просто спасал ему жизнь. Потом было то, о чем Кольша не любил вспоминать. Но он бежал, он вырвался из плена и смог вернуться домой. Это было главным. А как это было, не важно. Те несколько лет ему было приказано забыть, и он о них забыл. Все эти мысли не мешали Кольше вспоминать тропу, по которой они с Арчи быстро шли, и уже к вечеру они были у того памятного ручья. Небольшой шалаш из лапника, ужин, и ночь поглотила Кольшу с Арчи. Ручей шуршал в тихой ночи ветками кустарника, наполняя ночную мглу криками какой-то испуганной птицы и непрерывным рокотом водного потока, шлифующего скальные выходы.

К вечеру следующего дня Кольша с замиранием сердца подходил к своей деревне, вернее, к тому, что от нее осталось. Он помнил, как деревня горела, как рушились вековые срубы изб, изрыгая снопы искр и клубы дыма из своих пылающих недр. Он решил посмотреть, навестить кладбище, а потом идти дальше, туда, куда ушли его земляки, когда в его деревню нагрянули каратели. Именно каратели, по-другому он их теперь не называл. Перед спуском к селению Арчи насторожился и, коротко гавкнув, скрылся впереди. Кольша ускорил шаг, заодно обратив внимание на то, что тропинка, еще недавно еле заметная и заросшая, вдруг обрела нормальные черты. По ней недавно ходили, это уже была нормальная таежная тропка, набитая и ухоженная. Кольша услышал лай собак. Сердце дрогнуло, в деревне кто-то жил. Вот-вот должна показаться околица, Кольша чуть не бежал. Навстречу ему, чуть не столкнувшись, вылетел Арчи. Он прыгал, поскуливая, махал хвостом и вообще, казалось, стал сам продолжением своего хвоста. Пес радовался. Кольша увидел, наконец, деревню. Один рубленный из свежего кругляка дом с пристройками стоял на месте большого когда-то селения, но и это для Кольши было большим счастьем. Он поправил на себе одежду, по-армейски подтянул ремень и спокойно пошел к дому. Его уже приметили и ждали. Арчи своим появлением поднял шум, местные собаки, окружив его кольцом, на своем языке выясняли, кто таков и откуда взялся. Кольша пришел Арчи на помощь, поскольку атмосфера встречи накалялась. Арчи, вероятно, хотел отстоять давно утраченные им права вожака деревенской своры, и, если бы Кольша не запустил в собак куском какой-то деревяхи, дело бы дошло до потасовки.

– Ты чего собак забижаешь? – услышал он чей-то голос и увидел вышедшего с ружьем в руках парня.

Кольша пригляделся: что-то неуловимо знакомое было в чертах его лица. Парень был явно моложе Кольши.

– Здорово, Фролка, – узнав-таки мальчишку, сказал Кольша, протянул ему руку.

Тот отпрянул, поднимая ствол.

– Не Фролка я, брат его младшой, откуда ты нас знаешь?

– А, значит, ты Степка? Ствол-то опусти, не ровен час, стрельнешь своего брата двоюродного. Кольша я, помнишь такого?

– Кольша? Нешто это ты? Так, сказывали, пропал ты совсем…

Из дверей избы тем временем вышел высокий русоволосый парень и, глянув в их сторону, улыбнулся:

– Нешто Кольша объявился, то-то я смотрю и собака твоя, Арчи, кажись?

– Привет, Фрол, хорошая у тебя память, точно, это Арчи. Вот вернулись, родное место посмотреть, могилам поклониться. Примешь на постой?

– Конечно, проходи, Кольша, сейчас обедать будем. Собаку-то приструни, а то наши порвут…

В доме была хозяйка, Евдокия, жена Фрола, в люльке посапывал малыш.

– День добрый, хозяйка, – поздоровался Кольша, увидев ее, и прошел в комнату, где стоял накрытый свежей скатертью стол. Чистота и порядок в хозяйстве говорили о том, что Фрол выбрал себе хорошую жену.

– Из каких краев будешь, путник? – спросила Евдокия, когда все уже сели за стол и она подавала чашки с кашей из пареной репы.

– Местный я, наш дом вон там, у ручья, стоял. А ты откуда такая бойкая?

– Меня Фрол с Тасея реки привез, сосватал, и поехала в эти севера. На Тасее-то теплее зимы.

– Никак жалеешь, что ль? – спросил Фрол.

– Да что вы, Фрол Петрович, я за вами, как за стеной каменной, – улыбнулась Евдокия, погладив мужа по плечу.

Благословив трапезу, обедали. Давно Кольша не вкушал соленых груздей с отварной репой да с жареным мясом, брусники, с ледника поднятой и оттого покрывшейся в чашке инеем.

– Как живете-можете? – благостно отдуваясь, спросил сытый Кольша, вытерев свежим полотенцем руки после еды.

– Живем помалу, пока не погнали, – ответил Фрол с усмешкой. – Приезжали тут, в том годе, из города. Спрашивали, почему здесь живем. Я ответил, что родился здесь и жить здесь хочу. Родичи мои здесь в земле лежат. Дали нам бумаги какие-то, вон тама лежат, и уехали. Сказали, живите пока. Вот и живем.

– А ежели погонят?