Чеченский излом. Дневники и воспоминания

На что рассчитывал имам? Очевидно, Шамиль считал свою природную крепость совершенно неприступной, а может быть надеялся просидеть здесь до зимы, пока войска наместника не вернутся на зимние квартиры или не произойдет еще что-нибудь. О чем он думал, когда 9 августа Гуниб был полностью блокирован войсками?

Четырнадцать батальонов окружили Гуниб, когда сюда прибыл сам князь Барятинский. Колоссальный перевес в силе, безусловно, не оставлял никаких шансов… Любопытный факт: незадолго до прибытия наместника к Гунибу через симферопольскую телеграфную станцию ему доставили телеграмму из Петербурга — военный министр и канцлер Горчаков сообщали, что агент Шамиля явился в русское посольство в Стамбуле с предложением имама о мирных переговорах. Сам государь нашел это возможным и считал, что «примирение с Шамилем было бы самым блестящим завершением оказанных уже князем Барятинским великих услуг». Барятинскому предлагалось заключить мир с Шамилем, ибо мирное покорение Кавказа могло придать России особый вес в международной политике.

Барятинский был готов на большие уступки, лишь бы поскорее закончить дело, но мир с Шамилем представлялся ему собственным поражением. Наместник мечтал о другом: повергнуть Шамиля до 26 августа, чтобы преподнести драгоценный подарок ко дню коронации Александра II. Однако переговоры состоялись. Шамиль просил дать ему месяц на сборы в Мекку, а его сподвижникам-мюридам разрешить жить там, где они хотят. Барятинский требовал немедленной сдачи, ждать месяц он не мог. Ответ Шамиля был краток: «Сабля наточена и рука готова».

Штурм Гуниба был жестоким. Современники писали, что Барятинский ужаснулся, когда поднялся на Гунибское плато 25 августа. Убитые лежали повсюду, маленькая речка сделалась красной от крови.

Дальнейшая судьба Шамиля известна. С небольшой группой мюридов и семьей он сдался Барятинскому, с почетом был отправлен в «большую Россию». До 1868 года жил в Калуге, а затем направился в Мекку. Через три года, в феврале 1871-го, имам упал с коня, сильно ушибся и умер в Медине. Шамиля похоронили на кладбище Джаннат-аль-Бакия.

Но главное в этой истории — не пленение имама и финал его жизни, а невероятная трансформация его политических взглядов. Этому в немалой степени способствовало то, что один из сыновей Шамиля попал в плен, однако русские воспитали его, дали образование и отпустили. Приехав к отцу, сын не уставал повторять, что Россия — великая передовая страна, русские — благородные люди, с которыми надобно дружить, а не воевать. И дружба эта будет на пользу горцам.

Неизвестно, насколько сын повлиял на отца. Может, Шамиль просто устал от войны, пожалел соплеменников, сотнями гибнувших от русского оружия в бесконечных боях…

Одно ясно совершенно точно: плен, а затем путешествие по России, визит к царю в Петербурге, пребывание в Калуге, по всей видимости, вызвали в Шамиле искреннее уважение и любовь к нашей огромной стране и ее народу. Он никогда больше не сказал о России и самодержавии, о людях, населяющих империю, ни одного «кривого слова». Больше того, он не уставал призывать горцев никогда не воевать с русскими, а жить с ними в дружбе.

Короче говоря, отец все же перенял систему ценностей сына. И даже сожалел, что столько сил и времени потратил на войну. Из злейшего врага России он стал ее рьяным сторонником.

Когда я размышляю о судьбе Шамиля, невольно прихожу к выводу, что он — яркий образец религиозно-политического заблуждения, которое в конце концов окончилось прозрением. Жаль, что те, кто борется сейчас с Россией под лозунгами «раннего Шамиля», забывают о конце его жизни. Надеюсь, что рано или поздно они задумаются и изменят свою позицию.

Особый менталитет

С победой над Шамилем наступил новый, достаточно мирный этап во взаимоотношениях России с Кавказом. Не вмешиваясь в дела горцев (шариат, адаты, порядок землепользования), искусно применяя методы административного и силового давления в сочетании с социально-экономическими мероприятиями, улучшавшими в целом положение горцев, царское правительство сумело добиться хрупкого социального, национального и религиозного согласия в регионе. Исключением является разгром восстания в Чечне и Дагестане в 1877 году.