Чеченский капкан: между предательством и героизмом

Рассказывает Анна Албагачеева:

«Просто мы берегли свои семьи и спасали свои семьи. Люди уезжали от войны, но не от того народа, который здесь живет».

Судьбы русских, вернувшихся в Чечню, очень похожи. Как и многие ее земляки, Анна долго скиталась по России и Украине. Одно упоминание «место рождения — город Грозный» и ингушская — по мужу — фамилия закрывали перед ней все двери.

Анна Албагачеева вспоминает:

«Я пыталась устроиться, допустим, частным образом в семью. И узнавали, что я из Грозного, ну, были такие ситуации, что мне была закрыта туда дорога. Я чувствовала себя некомфортно. Поэтому у меня постоянно была мысль вернуться сюда».

Полгода назад случай представился — Анну пригласили на работу в местную школу. Недолго думая, согласилась. Сейчас она временно живет в чеченской семье. Ждет собственное жилье — власти обещали помочь. А еще в душе, возможно, надеется — настанет день, когда она уже не будет единственной русской учительницей начальных классов в своей школе № 2.

Говорит Муса Дадаев, глава Ачхой-Мартановского района:

«Если вопрос ставить: «Нужны ли русские Чечне?» Да, русских в Чечне много. Правда, они все в камуфляжной форме. А мне хочется, чтобы здесь были преподаватели, профессора, учителя».

Профессор Ибрагимов много лет живет между Москвой и Грозным. Преподает историю России в Чеченском университете и в МГУ. Он помнит, как когда-то со всей страны сюда приезжали молодые педагоги. Пускали корни, оставались здесь навсегда.

Рассказывает Мовсур Ибрагимов, профессор кафедры истории ЧГУ:

«Если бы вот эти учителя русские не научили меня культуре русской и русскому языку, то смог бы я, например, сельский парень, который родился и жил в Веденском районе, это горный район, получить высшее образование?»

В советское время Чечено-Ингушский государственный университет считался одним из самых престижных вузов на Кавказе. Преподавательско-студенческий состав был интернациональным — русские, чеченцы, ингуши, евреи, дагестанцы. И все ладили между собой.

Сегодня русских в университете почти нет. Редкий случай — дети от смешанных браков. Как этот студент — второкурсник филологического факультета. У Руслана Умарова отец — чеченец, мать — украинка. Два года назад Руслан приехал с Украины в гости к отцу. И остался.

Рассказывает Руслан Умаров:

«Я когда сюда ехал, мне почему-то представлялось, что здесь шариат до сих пор, что здесь все разрушено. А когда приехал, увидел полностью отреставрированный город. Даже слабо верится, что здесь когда-то были боевые действия».

Война в прошлом. Грозный опять стал одним из самых красивых городов Северного Кавказа. Но это уже другой Грозный. Здесь почти не слышно русской речи. Здесь даже «своим» трудно.

Руслан Умаров продолжает свой рассказ:

«До сих пор очень тяжело перестраиваться. И… ну, не знаю, честно говоря, я уеду. Скорее всего. Вот как закончу учебу, скорее всего уеду. Я сейчас являюсь гражданином Украины. И гражданства я не менял. Здесь такой вот небольшой недостаток свободы. Внутренней, душевной».

Руслан Умаров может уехать к матери на Украину, а у Виталия Новокрестова родина одна — Чечня, город Грозный.

Рассказывает Виталий Новокрестов, учащийся ПТУ № 5:

«Но я хочу уехать в Россию. Потому что там, думаю, перспектив больше для русских. А здесь друзья, все есть. Но все равно уеду я, наверное».

Грозненское профессионально-техническое училище № 5. Здесь учатся автослесарному делу. В ПТУ Виталий — единственный русский. Все его друзья — чеченцы и ингуши. Неплохо ладят. Чеченцы — учащиеся ПТУ — говорят:

«Ну, я думаю, что русские тут ничем не мешают. Нам нужны хорошие специалисты, чтобы мы могли нормально восстановить свою республику. Мы же тоже в России. Чечня, ну, российская земля же, да? Я люблю русских».

Друзья хотят, чтобы Виталий остался, и дают ему практичные советы.

Рассказывает Виталий Новокрестов:

«Ну, просто они говорят: «Прими ислам, легче здесь будет. Здесь будешь жить, легче тебе будет». А я говорю: «Я не хочу».

В сентябре 99-го, когда на Грозный опять стали падать бомбы, Виталий пошел в первый класс. Потом он часто укрывался от бомбежки в подвале своего дома. Теперь он об этом рассказывает как о чем-то далеком, но обыденном, к чему быстро привыкаешь.

Виталий Новокрестов вспоминает:

«Ну, когда мы в подвале сидели, подвал, думал, обвалится. За это переживал. А так не боялся ничего. Не помню, может быть».

К сожалению, дети войны никогда этого не забудут. Но Виталий хочет именно здесь строить свою будущую жизнь. Он размышляет:

«Если я закончу здесь училище, останусь, устроюсь работать. Здесь, может, и женюсь. Если найду, конечно, здесь русскую. А там видно будет еще».

«А если чеченку?» — спрашиваю я.

«Чеченку? Чеченку я не обещаю, но не знаю. Может быть».

«Нужно же будет ислам тогда принять?»

«Да, приму, если нужно будет».