Чеченский угол

Штейнер снисходительно улыбнулся, прикасаясь к кнопке «о». Если мозг выстраивает комбинации быстрее мощного компьютера, если умеешь много работать и (самое главное!) идти прямо к цели, не задумываясь о средствах ее достижения, – то все приходит. Лучшие женщины и роскошные машины, известность и власть. А уж как это воспринимается окружающими – дело десятое. Не можешь наслаждаться своей жизнью – завидуй чужой.

Улица Скриба огибает серый торец Гранд-опера, величественный, взрыхленный полукружьями окон. Улица узкая и небольшая, утыкается в площадь Гарнье, а это уже слегка другой Париж – жужжат автомобили, туристы то и дело хватают за рукав: «Не подскажете, как пройти к “Кафе де ла Пэ”?»

Лали терпеливо объясняет:

– Проходите улицу прямо, на следующем перекрестке кафе. Кстати, там рядом бульвар Капуцинок, тоже можете посмотреть.

У Штейнера неожиданно вырвалось:

– Знаешь, я им завидую.

– Туристам?

– Да. Я чуть не плакал, когда первый раз увидел Париж. Голубовато-розовое вечернее небо подсвечивает Сену, я стою на мосту. По реке плывет теплоходик, и на его палубе жадно и отчаянно целуется парочка. В тот момент я подумал, что никогда уже не буду таким счастливым…

– Я поняла, о чем ты. Теперь ты смотришь на этот город и видишь город. Он стал привычным, утратил очарование мечты. Но счастье, – она хитро улыбнулась. – Сейчас проверим.

Нагнувшись, Лали поцеловала Леонида так нежно, что он пробормотал:

– Вернемся в отель?

– Месье, же не манж па сис жур!

– Научил тебя на свою голову.

Большой минус любого французского ресторана – неторопливость официантов. Дожидаясь заказанных устриц, Леонид успел несколько раз осмотреть интерьер старинного зала с тяжелой хрустальной люстрой, темными картинами в золоченых рамах и мраморной копией луврской Афродиты.

Охранников, как обычно, не видно. Свое дело ребята знают: он так и не заметил, как они проводили его от отеля до ресторана.

Леонид ответил на звонок жены, сказал, что еще на пару дней дела задерживают его в Париже, но мысленно он уже с ней, на вилле в Ницце, любит, целует, обнимает.

Лали при первых же русских фразах ревниво закусила губу и с деланным равнодушием уставилась на красную розу в хрустальной вазочке, стоящей на столике рядом с горящей свечой.

Ревность француженки была приятна. Чем черт не шутит, может, девочка, и правда, интересуется не только золотой кредиткой?

Следующий телефонный звонок заставил Леонида нахмуриться. В окошке аппарата высветился код Москвы, но даже люди, знавшие этот номер, всегда связывались с секретарем. Штейнер умел ценить свое время.

– Леонид Иосифович, здравствуйте! Виктор Рогов вас беспокоит.

Знакомое имя, но оно теряется в веренице других имен, никак не желая идентифицироваться ни с внешностью, ни с совместными делами. Хотя голос тоже знакомый.

И только когда на том конце провода человек коротко изложил суть вопроса – проявляется интерес к делу об убийстве генерала Анатолия Румянова – Штейнер, наконец, понял: разговаривает с бывшим начальником службы безопасности одной из уже не существующих в России фирм.

Да, он вспомнил. Но это так мелко и несерьезно… Лишь один из немногих, кого пришлось убрать. Глупец этот Анатолий Румянов. Хорошие деньги ему предложили за его документы, узнав, что конкуренты уже вот-вот готовы выкрасть архив. Отказался. Не стало человека.

– Дорогой, не дергайся. Но держи ситуацию на контроле, – распорядился Штейнер, чуть отодвигаясь от стола, чтобы официант мог поставить серебристую тарелочку с дюжиной устриц.

– Понял, – коротко сказал Рогов и отключился.

Леонид поднял бокал с белым вином.

– За тебя, Лали!

Девушка счастливо улыбнулась, но Штейнер уже не видел чарующей мякоти губ.

Черт! Почему он должен сидеть во Франции? Ведь еще совсем недавно он мог раскладывать собственный политический пасьянс, зарабатывать огромные деньги, жить… жить, а не заниматься всякой ерундой от вынужденного безделья! Вся Россия была в его руках. Политики, журналисты, киллеры в конце-то концов. Обрушилась могущественная империя. Но ничего – он еще вернется. И все будут плясать под его дудку, все без исключения!

* * *

На календаре – Лика посмотрела на стену, вгляделась в красный квадратик – 8 августа. Книжку надо сдавать в октябре, но 1 и 2 числа – это выходные, так что заархивированный текст отправится в издательство 3, в понедельник. Итого для работы – с учетом всего сентября – остается, включая сегодняшний, 56 дней. Из них отнимаем 6 – время, требующееся для «вылежки» рукописи с последующим ее вычитыванием «свежим глазом» – и получаем ровно 50 дней. Минимальный объем книжки для твердой обложки – 500 тысяч знаков. Следовательно, каждый божий день надо творить не менее 10 тысяч знаков нового детектива. С одной стороны, это не так уж и много – были книги, написанные при ежедневной «выработке» в 30 тысяч знаков. С другой…

Вронская раскрыла испещренный пометками ежедневник.

Володя Седов пока успел выяснить немногое.