"Чего изволите?" или Похождения литературного негодяя

Вот так, друзья, — ни больше, ни меньше. Целая жизненная программа, корни которой нам с вами уже хорошо понятны и по классике известны. И не оборонительная у них позиция, а наступательная, как, впрочем, на поверку у всех уважающих себя представителей семейства хамелеонов. И привели мы не строки из «Крокодила», не шутки с шестнадцатой полосы «Литературной газеты», не фельетон популярного писателя-сатирика. Такое «открытое» письмо за подписью некоего Подстройкина опубликовал еженедельник «Аргументы и факты» (1988, № 28). Конечно, подпись псевдоним, но содержание — реальность. Откройте любую газету или журнал — и вы без особого труда составите коллективный портрет тех невымышленных персонажей наших дней, кто вполне мог бы подписаться под программой такой «подстройки».

Возьмем для примера хотя бы очерк журналиста Е. Соломенко с характерным названием «Златоусты», опубликованный «Правдой» 11 октября 1988 года. В центре очерка — бывший первый секретарь Новосибирского обкома партии и его ближайшее окружение. Поучительного много: и обнадеживающие черты проявления подлинной демократии и гласности, и печальная картина того, что им противостоит. Что же? Всего несколько цитат.

Вот как отзывался один из любимчиков о своем патроне, взобравшись на высокую областную трибуну: «Трудно сказать, чего у него больше — привнесенного, приобретенного, цивилизованного или природной мудрости… Правильно он делает, что не упускает из своих рук кадровую политику. По-моему, пока сегодня равного ему в этом деле нет». Но не успел прийти к областному рулю новый человек, как другой златоуст медоточиво запел в его адрес с той же трибуны: «Я давно и много знаю Владимира Васильевича. Еще когда уходил в облисполком, то я на первого секретаря городского комитета партии рекомендовал его. И то, что он тогда не стал им, город от этого не выиграл. Некоторые товарищи откровенно говорят, что с Владимиром Васильевичем трудно работать, и я испытал на себе его постоянный контроль, пресс. Но он такой человек: когда с ним поговоришь, то дела от этого идут по-другому, лучше, и за пазухой ничего не остается».

Нетрудно предположить, что верноподданничество и славословие, если их вовремя честно и твердо не пресечь, съедят, как ржа железо, и личную порядочность, и доброту натуры, и любые благие намерения.

«Среда верноподданных, — размышляет о подобной ситуации журналист, — нередко обволакивает, усыпляет, постепенно связывает по рукам и ногам, лишая руководителя всё больших степеней свободы. Атмосфера камерности, узкого, семейного круга” постепенно сгущается, нарастает — и вот уже вроде неудобно наказать провинившегося: ведь он же — славный, милый человек, и вообще — свой… Так и получилось, что вокруг Филатова сплотилась „команда”, в которой было много слабых, малокомпетентных руководителей, а то — и вовсе одиозных фигур. С одной стороны, с такими ему было спокойней: они не беспокоили, не лезли с инициативами, не толкали на активные действия, на риск. А с другой стороны, их устраивал он — добрый, всепрощающий, отечески журящий, но серьезно не наказующий. Эти-то годами складывавшиеся почти идиллические отношения и привели сегодня Новосибирскую область к скудости и развалу:,доброта” оказалась за чужой счет!»

На фоне такого трагичного итога просто комедийным выглядит еще один случай, о котором в очерке «Златоусты» рассказал Г. Соломенко. Но если вдуматься — это тоже трагедия, и человек, ее переживший, должен слишком многое переоценить в своей жизни. л время-то уже ушло… Речь идет о другом бывшем секретаре обкома, которого его «королевская рать» нежно и почтительно называла «Эфэс».

«Старожилы так называемого, обкомовского квартала” — сообщает читателям «Правды» журналист, — до сих пор вспоминают исторические променады, Эфэса”. Первое лицо любило прогуливаться. А прогуливаясь — беседовать с подчиненными, обсуждать и решать всяческие вопросы. И вот как только, Эфэс” выходил из своего подъезда, сей же миг он оказывался окруженным свитой. Именно сей же миг: ни раньше, ни позже. То ли образцовые приближенные уже одетыми и готовыми к принятию воздушных ванн несли вахту у выходящего во двор окна, то ли им подсказывало отточенное чутье образцовых аппаратчиков — так или иначе, но сбоев в операции „сопровождение”, говорят, не наблюдалось».

Пока сцена так и просится в какой-нибудь фильм Э. Рязанова. А теперь кадры иного свойства — для картин Г. Данелии:

«И вот настал день, когда, Эфэс” вступил в свой двор уже не первым лицом, а пенсионером (хотя, разумеется, и союзного значения). Вышел на асфальт — и в недоумении остановился. Он был один. Где же столь непременные и пунктуальные его спутники? Оглядывался он напрасно: спутники перекочевали на иную орбиту, стали вращаться вокруг нового светила».