Чего хочет мой ребенок. Нейропсихология о том, как понять потребности своих детей и построить гармоничные отношения

Многие из нас помнят, как родители говорили: «Ну не плачь – все совсем не так плохо», «А многим детям повезло меньше, чем тебе», «Да ладно тебе, тут вообще нечего бояться!» и тому подобное. Эти слова, произнесенные из лучших побуждений, имели незапланированные последствия: мы приучались не обращать внимания на стрессовые сигналы тела и даже не задумывались о чувствах, лежащих в основе поведения. Даже сейчас в нашей культуре воспитания и обучения, как правило, не принято искать глубинный смысл в «отрицательных» эмоциях или относиться к поведению как к индикатору телесного стресса. Со временем привычка недооценивать эти вполне естественные человеческие реакции на стресс может привести к различным проблемам со здоровьем, вызванным аллостатической нагрузкой или длительным напряжением. К ним относятся воспалительные заболевания, повышенное кровяное давление, сердечные заболевания, расстройства пищевого поведения, тревожность и депрессия. Предыдущие поколения делали все возможное с учетом доступной им информации. Но теперь мы гораздо больше знаем о том, как стресс проявляет себя в организме человека. Когда мы рассматриваем тело и мозг в совокупности, наши дети и наше здоровье и благополучие от этого только выигрывают.

Я помню много неприятных моментов, причиной которых стала моя собственная не всегда достаточно прочная платформа. Один случай врезался в память особенно прочно. Я забирала детей из школы после очень напряженного дня в офисе. При этом я даже не осознавала, насколько накопившийся стресс расшатал мою платформу. Когда я приехала, моя четырехлетняя дочь заявила, что не хочет садиться в машину – ей хочется еще немного поиграть с друзьями. Она упрашивала меня, мы начали спорить, и я доказывала, что нужно ехать прямо сейчас. В считаные минуты моя платформа окончательно вышла из строя. Внезапно я потеряла контроль над эмоциями, схватила дочь и закричала на нее во весь голос. В следующий момент я подняла глаза и увидела неподалеку знакомую маму, которая ошеломленно смотрела на меня. (Спустя столько лет я все еще помню выражение ее лица!) Потом я сидела в машине и у меня внутри все переворачивалось. Что я наделала? Мои дети молча жались на заднем сиденье. Я напугала их. Меня переполняло сожаление и еще больше стыд. «Что за мать, – думала я, – и к тому же психолог, пугает собственных детей?»

Позднее в тот вечер я извинилась и предложила девочкам поговорить об их чувствах и воспоминаниях, связанных с этой ситуацией. Они меня поняли, но обсуждать это не захотели. На следующий день я пошла в художественную студию неподалеку от офиса. Туда я иногда заглядывала, чтобы расписывать керамику – это занятие меня успокаивало. В тот день я написала на квадратной подставке «Обращаться осторожно» и имена трех своих дочерей. Сидя в студии, я пообещала себе никогда больше не терять терпения и не срываться на детей. Прошло много лет, но я все еще держу эту подставку на ночном столике как напоминание о своей уязвимости и о данном себе слове. Этот сувенир до сих пор напоминает мне о необходимости относиться к детям и к самой себе с любовью и сочувствием.

Именно эти две могущественные силы – любовь и сочувствие – лежат в основе методики воспитания, о которой я рассказываю. Перейдя от попыток разобраться с поведением к попыткам понять его истоки и триггеры, мы перестаем управлять детьми и начинаем глубже их понимать. В наших силах подходить к воспитанию открыто, вдумчиво и заинтересованно, по-новому наблюдая за собой и своими детьми. Мы можем перестать метаться в попытках погасить все новые вспыхивающие проблемы, сделать паузу и поинтересоваться, что поведение наших детей говорит нам об их теле и мозге.

РЕВОЛЮЦИОННЫЙ СДВИГ В ВОСПИТАНИИ: ОТ ПОВЕДЕНИЯ К НЕРВНОЙ СИСТЕМЕ

Подведем итог: мы должны перестать концентрироваться на поведении детей, пора уделить внимание их нервной системе (и своей). Нам надо заботиться о физиологии и психологии (то есть о платформе) наших детей, оценивая их телесный бюджет и причины наблюдаемого нами поведения. Как психолог я больше не занимаюсь коррекцией поведения. Теперь я работаю над поддержкой нервной системы и поиском глубинных источников проблем.