— Не хочу я здесь… — пожаловалась я. — Лежу одна целыми днями, а ночью так страшно, уснуть не могу…
— А дома тебе весело будет, — влезла Танька. — Лом свалит на целые сутки, а ты одна валяйся и жди, явится или нет.
— Дома это дома, — сказала я, вытирая платочком глазки.
— Тебе лечиться надо… — нахмурилась подружка.
— Я себя нормально чувствую. Правда…
Лом вертел головой, поглядывая на нас и силясь что-нибудь понять.
— Домой не пущу, — вдруг заявил он. — Ко мне поедешь.
Мы дружно вздохнули, до любимого все доходило с большим опозданием.
— А мы про что говорим? — взъелась Танька.
— А-а-а, — протянул он. — Воспаления легких нет?
— Бог миловал. — Бестолковость Лома ее злила, и скрывать это она отнюдь не собиралась.
— А температура?
— Тоже нет.
— Ясно. — Он поднялся и вышел из палаты.
— Ну и? — спросила я.
— Рожу его видела?
— К несчастью…
— Что к несчастью? Да он так растерялся…
— Нам-то что с того?
— Терпение иметь надо… — Мы еще немного поворчали друг на друга, тут вернулся Лом.
— Поехали, — сказал он с порога.
— Куда это? — ахнула Танька.
— Домой. Чего ей здесь валяться? Я в коридоре врачиху поймал, будет к нам ездить каждый день, до окончательного выздоровления то есть.
— Да ты чокнулся, что ли? — рявкнула Танька.
— Перестань кричать, — подала я голосок. — Не хочу я здесь оставаться… Дома скорее поправлюсь.
— Как же… — начала Танька, но ее уже никто не слушал. Я поднялась с кровати и тут кое-что сообразила.
— Гена, — выдохнула растерянно. — У меня же ничего нет, кроме рубашки…
Лом раздумывал двадцать секунд, потом сказал Таньке:
— Поехали за шмотьем.
— Вы побыстрее, ладно? — жалобно попросила я, продолжая изображать принцессу в заточении.
— Мы мигом, — заверил Лом. Они с Танькой удалились, а я сладко потянулась и стала прикидывать, как вести себя дальше.
Мелочным Лом никогда не был, потому вернулись они часа через два. Танька довольно ухмыльнулась и, улучив момент, шепнула:
— В машине места нет… А ты не верила, что прорвемся…
Она вытряхнула содержимое сумки на кровать, а я, приподнявшись в постели, стала одеваться. Чувствовала я себя хорошо, но на всякий случай дышала с трудом и время от времени утомленно прикрывала глазки.
— Зря вы это затеяли, — вздохнула Танька, заметив мое томление. — Полежала бы еще немного…
— Нет, хочу домой, — заявила я.
Покинув больницу, мы поехали к Лому.
— В холодильнике поди мышь сдохла? — проворчала Танька, завидев универсам.
— В магазин заедем, какие дела?
Я сидела сзади, Лом без конца пялился на меня в зеркало, а я была тиха и задумчива.
— Давай-ка сразу укладывайся, — сказала Танька уже в квартире. Я доверчиво взглянула на любимого.
— Куда мне?
— В спальню, — слегка растерявшись, ответил он и сурово посмотрел на Таньку. Та женщина мудрая, чужие взгляды понимает и потому через несколько минут отбыла.
Я устроилась в спальне на широченной Ломовой кровати, а он спустился к машине и вернулся нагруженный, как верблюд. Приткнул пакеты на полу и, кивнув на них, пояснил:
— Вот, купил тебе кое-что…
— Спасибо, — скромно сказала я и стала смотреть за окно, а Лом начал томиться.
— Может, тебе чего надо? — минут через десять спросил он. — Телек включить?
— У меня от него голова болит, — печально ответила я и попросила:
— Завари чаю. С лимоном, если есть…
— Забыли про лимон. Сейчас съезжу.
— Не надо, — попыталась я его остановить.
— Да тут ехать-то… — Лома явно тянуло на подвиги.
— Ты только побыстрее, — душевно протянула я.
Через полчаса мы пили чай, устроившись в спальне, я в постели, Лом в кресле. Очень скоро он не выдержал и спросил:
— Чего ты такая тихая? Я пожала плечами.
— Плохо мне. Никого у меня нет, кроме Таньки. Раньше об этом не задумывалась, а пока лежала в больнице, разные мысли лезли в голову… Совсем одна я. Вот так случись чего… — В этом месте я смахнула несуществующую слезинку.
— А чего случится-то? — не понял Лом.
— Да что угодно… Родственников нет, ни мужа, ни Аркаши…
— Нашла кого вспомнить, — фыркнул Лом.
— Он обо мне заботился, — жалобно сказала я. — И, между прочим, никогда не бил.
— А я бил и буду бить, — утешил Лом, — потому что с тобой по-другому никак нельзя. Баба ты подлая, хоть у тебя и вид сейчас, как у святой невинности. Только на меня все это не действует. Я тебя знаю как облупленную…
— Ничего ты не знаешь, — обиделась я.
— Знаю, знаю… И щенка я тебе ни в жизнь не прощу, на том свете вспомню.
«Неужто и на том свете мы по соседству будем?» — подумала я, а вслух сказала:
— Ты сам виноват…
— Что? — удивился Лом.
— Что слышал. Я сколько лет тебя любила, а тебе и дела нет.
Лом поперхнулся чаем, а откашлявшись, покачал головой:
— До чего ты, Ладка, баба наглая…
— Нечего прикидываться и дурака из себя строить, — разозлилась я. — Ты вспомни, сколько лет я на тебя глаза пялила. — Говорить такое было невероятной наглостью, только ведь, когда имеешь дело с дураком, ходить вокруг да около бесполезно, намеков любимый не поймет, а вздохи растолкует по-своему. Я взглянула в его глаза и добавила:
— Влюбилась я в тебя, как кошка.
— Ты? — Его аж перекосило от возмущения. — Да ты меня по имени и то ни разу не назвала.