– Нет! – ответила Мариана. Она погладила руку Дросте, лежавшую на одеяле и прибавила: Это американец.
– Который?
– Этого я не знаю.
Дросте попытался припомнить американцев, виденных им в клубе, но не мог вспомнить ни одного из них. Он помнил только их шумливость, безобидную, но немного раздражающую шумливость счастливых детей.
– Как он узнает о том, что случилось? – спросил он.
Марианна ответила не сразу.
– Быть может он и не узнает, – сказала она. Разве это важно? Теперь ты должен наконец заснуть.
Дросте закрыл глаза. Веронал был хорош. Марианна была хорошая. Эвелина тоже была хорошая.
– Я очень люблю Эвелину, пробормотал он.
Засыпая, он думал о том, что когда проснется утром, Эвелина будет с ним. – Да, Пушель, – сказала Марианна. Он снова оживился.
– Это выглядело совсем не страшно, сказал он. – Никогда не знаешь, каково быть мертвым. Может быть это приятно. Может быть она все равно умерла бы молодой.
– Да, Пушель, – повторила Марианна.
– Самое худшее не то, что она умерла, а то, что я никогда так и не узнаю, в чем было дело, заключил он. И теперь он почувствовал, что сон расправляет свои крылья, и птицы сна реют над его изголовьем.
– Ты забудешь и это, Пушель. У тебя есть твоя профессия и дети и так много… важного, – Донеслись до него слова Марианны. Он все еще не спал.
– Один человек не знает ничего о другом, – вот в чем дело, – сказал он, открыл глаза и поглядел на Марианну. Вот в чем дело, – повторил он и покачал головой.
– Нет, один человек не знает ничего о другом, – сказала Марианна.
– Могу я подержать тебя за руку? – спросил он немного погодя. Это успокоило его, и он заснул.
На минуту ему показалось, что он снова на войне. Он ощущал характерный запах французской деревни и за окном плескался фонтан. Потом он вспомнил, что война кончилась. Все проходит, все проходит. Рука Марианны лежала у него на лбу. Она потушила свет.
– Спокойной ночи, – мягко сказала она.
Она осталась с ним. Не Эвелина. Марианна.