Читаем Чего не было и что было полностью

И война оставила свою борозду на лике человечества. Однако душа опоминается, припоминает себя прежнюю, — настоящую. Опять делается способной к тому бескорыстному, особенному, волнению за все человечество, за человека вообще.

Не оно ли — этот восторженный восторг сегодня, этот не рассуждающий пламенный порыв к молодому американцу Линдбергу, перелетевшему — уже не три метра поля, не Ла-Манш, — Атлантический океан? Не радость ли победы, — чужой, как своей, — новой победы над материей, над пространством и временем?

Я не сомневаюсь нисколько: многотысячная толпа французов, устремившаяся в Бурже, — когда она, после жгучего ожидания, увидела, наконец, спускающийся с небес «Дух Святого Луи» — испытала совершенно то же, что немецкая толпа, почти двадцать лет тому назад, увидев в Франкфурте серый луч — Цеппелин. Там и здесь — были люди, было одинаковое, хорошее, благородное, праведное и бескорыстное человеческое волнение.

Ну, а что вокруг него, по-человечеству, завивается, — об этом не стоит говорить: это всегда, и всегда не важно.

Линдберг, вероятно, еще не родился, когда начал летать Сомтос-Дюмон. Но если б тогда, в те давние (и совсем недавние) дни Сомтос-Дюмон не совершил своего трехминутного полета на полметра от земли — Линдберг сегодня не перелетел бы океана.

По существу — и полметра, и океан, — одно и тоже действие, одинаковый подвиг и чудо человека. Это сделал «он», «они», т. е. — «мы».

Так именно мы, переживая наше волнение, чувствуем, не потопляя при этом в общем «мы» — никого: всегда помним, что есть и «они», и «он».

Только бы помнили мы, не забывали, что всякая «наша» победа над материей мира может, по нашей же вине, обратиться в поражение, и тем более страшное, чем победа будет более великой.

<p>ДВА СЛОВА О ДВУХ СТАТЬЯХ</p></span><span>(Бунаков и Степун)

Трудно представить себе нашу эмигрантскую страну — без «Современных Записок». Мы их браним, предъявляем к ним требования, часто справедливые и строгие; но в то же время вся зарубежная интеллигенция чувствует этот журнал как-то «своим», костью от кости…

Ошибки его — ужасные ошибки! — не ошибки ли и древние заблуждения русской интеллигенции? На фоне изменившихся условий они выступают огромными пятнами, преподносятся нам с беспощадной ясностью. Но это не плохо: вернее надежда от них освободиться. Безнадежна только слепота и прямое чадо ее — довольство, самодовольство.

Хорошо, поэтому, когда мы журналом недовольны, когда браним его: обижаться некому, ведь браним-то мы самих себя, а с «удовлетворенными» есть и такие) считаться не стоит.

Но сейчас я не намерен вникать в ошибки «С. 3.» как журнала, т. е. как чего-то цельного, какого-то общего дела. Только на одну укажу, и немаловажную. Это, — следствие давней интеллигентской «захолустности», — некая отсталость от требований современности. Наше время, совокупность его условий, требует от нас определеннейшего отношения ко всякому значительному явлению жизни, притом с последней определенностью выраженного. Не позволяется больше говорить «ни два — ни полтора». Увы, это древняя привычка интеллигенции. Это натурально-бездельное (и не реализуемое) «постольку-поскольку». А теперь такая пора, что лучше сказать не верное «да», не верное «нет», чем мямлить: «с одной стороны, нельзя не признаться, с другой, не сознаться…» да еще без всякого признанья и без всякого сознанья.

Это требование определенности относится как к отдельному человеку, так и к единству коллективному, например — к журналу: ведь и у него свой «лик». (Говорю о журнале, а не о сборнике, о коллективе, а не о сборе, не о сброде.) Если в журнале один говорит «не два», другой «не полтора», то в единстве своем журнал и будет «ни два, ни полтора».

Нечего себя обманывать: почти каждая книжка «С. 3.», с какого угла ее ни повернуть, являет собою это несчастное «ни два, ни полтора»… Но я уже сказал, что к журналу «С. 3.» я сегодня не подхожу. Я хочу сказать несколько беглых слов лишь о двух статьях в 32-й книжке.

«Пути России» Бунакова — статья чрезвычайно важная и глубокая. Она открывает внутреннюю «правду» Московского Царства, освещает Россию в этой точке ее пути с небывалой яркостью. Вторая часть статьи, посвященная специально земельному вопросу, написана несколько тяжело и сложно, благодаря сложности темы, но я останавливаюсь, главным образом, на общих положениях, высказанных в первой части.

Статья «исторична» в высшей степени: автор сумел схватить самое коренное и важное во времени, по времени, и сумел дать ему действительно объективную оценку. Исследуя то или Другое время, никакой историк не забывает, конечно, что это лишь звено в цепи времен; но, не путая цепи, в каждом звене, в каждом отрезе времени, открывает его собственный внутренний смысл. Чем из большей глубины открыт этот смысл, тем яснее нам связь времен и последовательная их смена.

Перейти на страницу:

Все книги серии Неизвестный XX век

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза