Чего не прощает ракетчик

Когда на подиуме закричала Настя, Гром был полностью поглощен тем, что рассказывала невесть откуда взявшаяся здесь сотрудница российских спецслужб, о слишком серьезных вещах зашла у них речь. Настолько серьезных, что оставить их без внимания мог только полный идиот, а уж идиотизмом Гром никогда не грешил. Однако ударивший по барабанным перепонкам, перекрывая музыкальную какофонию, звериный вопль боли, раздавшийся с импровизированной сцены, тут же заставил Громова позабыть обо всем. Он мгновенно сориентировался в обстановке, успел, стремительно развернувшись поймать вспыхнувшее в глазах Резвана мрачное торжество и рванулся к нему, отшвыривая с дороги всех, кто пытался протиснуться мимо него к подиуму. Люди словно бы обезумели, приливной волной хлынули к центру, стараясь как можно больше увидеть, не упустить ни малейшей детали, разыгрывающейся на их глазах драмы. Жадное любопытство заставляло их пробиваться, проталкиваться вперед, изо всех сил работая локтями, протискиваясь в любую образовавшуюся между телами щель.

В таких условиях двигаться против общего потока просто самоубийственно — затопчут. Но Гром держался, даже мало помалу продвигался вперед, щедро раздавая во все стороны толчки, пинки, а то и откровенные зуботычины. Торжествующая улыбка врага маячила впереди, и он не мог остановиться, проламывался к ней с единственным желанием, стереть ее навечно с ненавистного лица. Фээсбэшница что-то кричала ему в спину, пыталась уцепиться за плечо, но набегающий людской поток очень скоро сорвал ее пальцы, и она осталась где-то позади, легко уносимая беснующейся толпой. Плевать, сейчас не до нее, главное успеть добраться до Резвана, успеть вцепиться зубами в горло этой мрази!

Севастьянов вынырнул откуда-то сбоку. В первый момент Гром даже не узнал его, настолько поглощен был единственной своей целью, до которой и оставалось-то всего ничего, не больше десятка шагов. Перцхелава и не думал бежать, так и стоял прислонившись спиной к фигурной колонне, скалился злорадно, не отрывая глаз от бестолковой суеты на сцене. Рвущегося к нему Грома он кажется до сих пор не заметил. Чтобы добраться до него нужен был лишь один, последний рывок. Но на пути к грузинскому авторитету теперь стоял Севастьянов, хуже, не просто стоял, а уже поднимал в вытянутой руке пистолет, уверенно, твердой рукой целя в лицо однополчанину. Молнией пронеслось в мозгу все что успела наплести за короткие секунды разговора фээсбэшница. "Выходит не врала, сука! А я-то, дурак, не поверил…" — с запоздалым раскаянием успел подумать Гром, вглядываясь в неживое, закаменевшее лицо Севастьянова.

— Пусти, — все же нашел в себе силы прохрипеть он, понимая, что в стоящем вокруг гвалте бывший однополчанин вряд ли слышит его. — Пусти, мне нужно закончить это! Потом убивай, я даже дергаться не буду! А сейчас пропусти, ну!

Пистолетное дуло глянуло в лицо, остановилось точно на уровне глаз, мотнулось легонько слева на право, будто принюхиваясь и замерло целя в переносицу. Все как на стрельбище, четко и грамотно, без дурацкого киношного хвата рукояти оружия двумя руками, умело и профессионально. Как на зачетных стрельбах. Только мишень сейчас он, Валерка Громов, и промаха не будет… Наверняка…

— Пусти! Ну, пожалуйста! Я должен!

Он еще успел различить короткое едва заметное движение головы из стороны в сторону. "Нет! Все закончится здесь и сейчас. Время вышло!" А потом в глаза сверкнуло неестественно яркое слепящее пламя, и что-то тяжелое ударило в голову, опрокидывая назад еще секунду назад такое сильное и ловкое тело. Грохнуло, разрывая барабанные перепонки. Закружились хороводом ярко и празднично одетые люди, мелькнул переворачиваясь с ног на голову празднично убранный зал, улыбнулся издевательски прямо в лицо Перцхелава. Последним, что увидел гаснущим зрением Гром были прищуренные глаза склонившегося над ним убийцы и не нашел он в них ни жалости, ни тени сожаления о содеянном. Страшные были глаза, пустые… Не бывает таких у живых людей…

Выстрел громом лопнувший в замкнутом помещении еще добавил паники и так возбужденной толпе. Люди заметались бестолково в поисках выхода, охваченные ужасом, сами не понимая, что они делают, натыкаясь друг на друга, топча упавших, расталкивая более слабых, хлынули от сцены назад. Севастьянов успел заметить краем глаза, как кашемировый и его близнец-напарник ловко выхватили из-под пиджаков стволы. Действовали они без малейших колебаний, синхронно и слажено, выдавая тем самым немалый профессионализм и привычку к острым ситуациям. Двое мявшихся у входа тоже изрядно занервничали, но предпринимать ничего пока не решались. Что ж, тем лучше. Проще будет уйти.