Народу много, но нельзя сказать, что это именно те, кто стоял на Садовом. Такие, гуляющие в выходной день, и рядом палатки с сувенирами, киоск с едой, аттракционы… Вот прошли три казака, усатые, с золотыми погонами. Папа поморщился, глядя на них.
Постояли, пооглядывались, привыкая к месту, обстановке.
– Что, пройдемся? – предложила мама. – Холодновато так стоять.
– Куда? – Папа закурил свою сигарету.
– Пойдем к Марксу. Там вроде договаривались водить хоровод…
Медленно направились в сторону Большого театра; через брешь беспрепятственно преодолели железные барьеры, которые охраняли несколько милиционеров.
– Не видно чего-то проводов политической зимы, – усмехнулся папа. – Обычное брожение людей, не знающих, чем заняться.
– А вон у памятника милиции сколько, – отозвалась мама.
Вокруг серой каменной глыбы, отсюда совершенно бесформенной, стояли люди в темно-синих бушлатах, за ними – автобусы и тяжелые военные грузовики, наверняка тоже наполненные милицией. Два таких же грузовика было и здесь, на улице, которая отделяла площадь Революции от площади перед Большим театром.
– Наверно, поэтому и решили отменить, – проворчал папа. – Ясно, что ничего не дадут… Да и выдохлись на Белом кругу.
Но опять, как и на Садовом кольце, вроде без каких-либо видимых причин, без сигнала, как-то одновременно и спонтанно и дружно эти, по словам папы, не знающие, чем заняться люди стали группироваться сбоку площади, недалеко от красивого здания с мозаикой на стенах, сбиваясь в плотную массу. И еще через минуту-другую из-за красивого здания появились белые шарики. Много-много белых шариков. Даже удивительно было, как держащие их девушки не взлетают.
– Вау! – обрадовалась Настя. – Вот и праздник идет! – Взяла и запела: – Россия вселенная наша держава!..
Даша хотела поправить: «Не вселенная, а священная», – но поняла, что сейчас не время и не нужно…
Девушки с шариками повернули в сторону метро и попали в ту плотную массу. И что-то стало происходить. Какая-то непонятная, почти беззвучная толкотня. А потом шарики начали лопаться, и тогда уж зазвучали крики, визги; толкотня усилилась.
– Граждане! – инопланетянский какой-то, мегафонный голос. – Прекратите противоправные действия!
В толпу ринулись милиционеры, выхватывали парней в капюшонах и волокли к тяжелым грузовикам. Один из схваченных рыдающе доказывал:
– Я не провокатор! Не провокатор!
Его закинули в будку с зарешеченными окошками и захлопнули дверь.
Даша, дрожа не от страха, а чего-то другого, что сильнее и противнее страха, приглядывалась к надписям на шариках. «Лига избирателей». На эти шарики и набрасывались парни в капюшонах. Лопали их чем-то острым и отскакивали… С неба медленно падали редкие, но большие снежные хлопья. Будто ошметки шариков. «Бесноватый снег шел», – вспомнила Даша…
Хлопки, крики, хлопки, а потом новый звук – как бы мокрый звук удара по чему-то такому… По чему-то и мягкому и твердому… Буч!.. И из толпы вывалился парень в разорванной куртке, красном свитере… Дашу удивили его очень яркие губы, ярко-красные, каких у парней не бывает.
– Петушня-а! – захрипел парень, и краснота стала сползать с губ на подбородок, закапала с него кровью.
А в колышущуюся массу вклинилась новая группа парней в капюшонах. И там, внутри массы, эти жуткие звуки стали слышаться часто. Буч! Буч!
– Ух, гаденыши! – папа шагнул к толпе.
– Роман, стой! – взвизгнула мама, схватила его за руку. – Стой, у тебя дети!
– А что, мне так стоять?!
Настя захныкала:
– Папа, не надо!
Папа выдернул из кармана пачку сигарет.
– Провокатор, уходи! Провокатор, уходи! – стали скандировать в толпе.
– Давай, нечисть, улетай! – ответили им; и новые хлопки шариков.
– А-а, помогите!
– Граждане, прекратите противоправные действия!
– Кольцо делайте, ребята! Кольцо! И идем к метро, там Удальцов!
– Граждане, прекратите противоправные действия!
– Давай, нечисть, улетай! Давай, нечисть, улетай!
– Сука наш-шистская!..
– Ой-й!
– Россия без Путина! Россия без!..
– Петушня!
– Держите провокатора!
– Граждане, прекратите противоправные действия!
– К метро! К Удальцову!
– Давай, нечисть, улетай!
– Россия без Путина!
– А-а-а!..
Дрожание Даши прекратилось. Какое-то короткое время она чувствовала в себе полнейшую пустоту. Пустоту и тишину внутри. И вот в эту пустоту и тишину хлынуло что-то, готовое ее разорвать. Сначала в грудь хлынуло, метнулось в голову. Огромными лапами сжало, сдавило мозг, но распирало череп. Сейчас лопнет…
– Идиоты, блин! – закричала она, уже никого не видя, оглядываясь слепо. – Чего вам надо всем? Чего вы хотите?!
И пошла, на кого-то сразу наткнулась, ее пихнули.
– Идиоты! Дебилы, блин!
– Даша, ты куда? – голос мамы. – Даш! Роман, догони ее!.. Даша!
Даша почувствовала, как ее локоть обхватила рука, потянула назад. Она вырвалась:
– Уроды!
И по голове, прямо по мозгу, колотило, колотило:
– Давай, нечисть, улетай!
– Россия без Путина! Россия без Путина!
– Петушня!
Дашу повели; что-то, плача, говорила мама, успокаивал папа. А она отбивалась от всего и всех одним и тем же:
– Чего вам надо всем? Чего вы хотите? Чего-о?