Чего ждет Кейт

Звонок застает меня позади группки пижонов, которые гоняют, как футбольный мяч, чей-то учебник. За автобусом из-за них приходится бежать, я задыхаюсь. И конечно же, поднимаюсь в него последней.

Переднее сидение занимает – кто бы мог подумать! – Ной Каплан. Он устроился спиной к окну. Рука у него сегодня на темно-синей перевязи и крепко прижата к груди. Обычно он за рулем. А до того как получить права, он скорее бы умер, чем сел вперед. Но сломанное запястье, полагаю, изрядно меняет привычный стиль жизни любого пижона. Когда наши взгляды встречаются, он кивает:

– Теперь автобус.

– Теперь автобус, – подтверждаю я, сажусь позади него и достаю наушники. Но стоит мне включить музыку, Ной подсаживается ко мне.

– Значит, Андерсон тебя бросил?

– Что? Нет…

– Ничего себе. Оставил тебя. – Ной качает головой. – Приговорил к автобусному кругу ада.

– Да не бросал он меня! Он…

– …занят чем-то более важным и интересным. Понимаю. Иногда мы перерастаем своих друзей, малышка Гарфилд.

– Боже, ну ты и балбес. – Я пихаю его в плечо. – У Андерсона урок вокала.

Ной улыбается своей обычной улыбкой, от которой у него морщится нос, и придвигается на сантиметр ближе. Я разыгрываю целый спектакль: отворачиваюсь от него и вставляю в уши наушники.

– Но вот в чем дело, – говорит Ной.

Клянусь, этот парень и двух секунд молчать не сможет.

Ной разводит руками:

– Вообще не понимаю, какой смысл в уроках вокала.

– Ну и хорошо. Тебе и не нужно.

– От них вообще есть польза? – спрашивает он. – Вот занятия по игре на инструментах я понимаю. Ты на них отрабатываешь навык…

– А пение, по-твоему, не навык?

– Но ты же либо можешь петь, либо не можешь, верно? Нельзя же благодаря практике просто взять и стать Бейонсе.

– Нельзя, но можно тренироваться. – Я снова оборачиваюсь к нему. – Можно улучшить дыхание, расширить диапазон…

– Но зачем? Чего ради? Я бы понял, если бы ты на Бродвее хотела выступать и все такое, но 99,9 % людей ведь кончают тем, что поют только в душе, так что…

– Ты серьезно? – Я даже наушники вытаскиваю. – Это же все равно что сказать: «Чего ради играть в старших классах в бейсбол, если не собираешься в ГЛБ?»

– ГЛБ? – Ной широко улыбается.

– Главная лига бейсбола?

– Есть такая, но ее нельзя называть ГЛБ.

– Почему? – Я складываю на груди руки. – Мы же говорим НФЛ, НБА[7]…

Ной так и лучится улыбкой, продолжая качать головой:

– ГЛБ, надо же.

– Неважно. – Я бросаю на него косой взгляд. – Если ты не планируешь играть за крупные лиги, права называть уроки вокала бессмысленными у тебя нет.

– Ладно. – Ной кивает, как будто задумавшись. – Но послушай. Может, суть бейсбола в старших классах вовсе не в самом бейсболе. Может, он нужен, чтобы, например, производить впечатление на девушек.

Я пожимаю плечами:

– Может, пение на девушек производит большее впечатление, чем бейсбол.

Покосившись на его перевязь, я вдруг чувствую себя виноватой. Вдруг я поступаю жестоко. Жестоко ли это? Можно ли дразнить бейсболиста игрой в бейсбол, к которой он не может присоединиться?

Автобус тормозит на углу нашей улицы, и Ной выбирается с сиденья, чтобы дождаться меня в проходе.

– Эй. – Я смотрю прямо на него. – Мне жаль, что ты сломал руку.

– Да что уж там, – улыбается он. – Такова жизнь спортсмена. Ну ты знаешь.

– Я точно знаю. – Я тянусь к его рюкзаку. – Хочешь, понесу?

– Малышка Гарфилд, – смеется он, – носить за мной рюкзак ты не будешь.

– Думаешь, я не справлюсь с двумя? – Следом за ним я выхожу из автобуса и спускаюсь по ступенькам. – Да я и десять унесу. Ты даже не представляешь, на что я способна.

Сцена девятая

Райан, оказывается, дома. И папа тоже: по средам он всегда уходит раньше, если есть такая возможность. Он юрист, но не из тех, кто отправляет людей под суд. Папа занимается семейным правом: разводы, попечительство, алименты. Нил Гарфилд, адвокат и настоящий специалист в своей области, поскольку сам в разводе, является опекуном и платит алименты.

– Привет, Стручок.

Ах да: мне шестнадцать, но папа зовет меня Стручком, потому что в возрасте шести недель, затянутая в пеленки, я именно его и напоминала. Стручок гороха.

Собаки врываются на кухню. Значит, Райан забрал их из маминого дома сразу после школы. Чарльз счастлив так, что даже дрожит. Третий уровень опасности: желтый – он вот-вот описается на пол.

Папа подхватывает щенка одной рукой и позволяет тому облизывать подбородок так долго, что это уже даже не выглядит милым. Второй рукой он сильно разминает задние лапы Камилле. Она выгибается, подставляя попу под его пальцы, и становится похожей на вопросительный знак. Плюс вся папина шея покрыта слюнями таксы. Типично.

– Как все прошло? – Папа осторожно опускает Чарльза на деревянный пол.

– Что прошло?

– Прослушивания. К мюзиклу.

– Они еще даже не начались. Только в следующий четверг.