Чего же ты хочешь?

«Психи,– думал Юджин Росс о них по-русски, – болваны. Насколько же умнее вас американцы. Если и отцы ваши и деды боролись в свое время против красных, против Советов, вот так, как вы, то понятно, что у них ни черта не получилось!» Это были оголтелые, разъяренные парни и девки. Одни из них хвастались тем, что доверчивым советским туристам понапихивали в чемоданы экземпляры романа «Доктор Живаго» на русском языке, другие,– что маршировали перед гостиницей, в которой проездом остановилась советская футбольная команда, и предъявляли футболистам требование освободить никому не ведомых, осужденных советским судом литераторов, якобы пострадавших за то, что те писали чистую правду. Юджину Россу его умные американские наставники давно внушили, что все это чушь, ни за какую правду русские никого не судят, и пусть он этого не держит в голове. Орать он про это может где угодно и сколько угодно, это нормальная пропаганда, но верить не должен, чтобы не оказаться в дураках. И еще говорили ему, что на всяких правдолюбцев, которые смелы под псевдонимами, лучше всего не надеяться.

Брюссельские русские не нравились Юджину Россу именно тем, что сами верили в выдуманную ими же чепуху да еще и его уверяли в ее истинности. Кому они это говорят?!

Они показывали ему фотографии советских людей, сделанные на улицах иностранных городов. Фотографии были моментальные, неожиданные, позы на них пойманы весьма непривлекательные. Кто стоял разинув рот и смотрел вверх, кто прилип к витрине с ширпотребом и глаза у него светились восторгом, кто утирал нос без платка, кто за столом неуклюже держал нож и вилку…

– А на что это вам? – спросил Юджин Росс.

– Как на что? – удивились русские брюссельцы. Но сколько-нибудь толково ответить ему не смогли, на что. Можно, дескать, подсовывать под двери им самим, этим туристам; можно в газетах помещать; можно целую фотовыставку устроить на тему «Вот вам строители коммунизма, как они есть».

Юджин Росс посмеялся; все они выпили купленной в одном из магазинов Брюсселя советской «Столичной», и Юджин Росс распрощался соотечественниками. Настроение у него было смутное после сумбурной встречи, и вот, чтобы не идти раньше времени в гостиницу, он забрел в этот кабачок.

Девицы, подсевшие к нему без приглашения, болтали по-французски, пытались даже изъясняться с ним по-немецки, но он, выросший в Соединенных Штатах Америки и, кроме русского, основательно знавший лишь английский язык, в свою очередь, плохо понимал их. Они что-то трещали о его папе с мамой; дескать, не папа ли с мамой воспитали его таким задумчивым и скромным; неужели он не может позволить себе позабыть хоть на часок о родительских наставлениях.

Он усмехался. Что ж, да. у него есть папа с мамой, есть.

Родители Юджина Росса до того, как еще перед войной перебраться из Европы в Америку, носили фамилию Росинских, и папаша Юджина названного при крещении Юрием, состоял в организованном подрастающими детьми русских эмигрантов «Национально-трудовом союзе нового поколения». Организация была шумная, критиковавшая бездеятельность старшего эмигрантского поколения, требовавшая действий и действий. Они разделяли идеи «активизма», пропагандировавшиеся некоторой частью старшего поколения, они охотно становились под знамена генерала Кутепова, который из Парижа пытался наносить удары по Советской России, по большевизму и одну за другой слал в Советский Союз группы террори-стов и диверсантов: они поклонялись Глебу Струве, как своему духовному пастырю.

Когда гитлеризм пришел в Европу и принялся готовить вторую мировую войну, семья Росинских, видя, что из «активизма» ничего не получается, сочла за благо перебраться в Америку, в более безопасное место. Отец служил в крупной американской фирме, получал неплохие деньги, все шло хорошо. Но, когда началась война и немцы стали оккупировать страны Европы, он призадумался. «Нацмальчики», как в эмиграции называли активистов «Национально-трудового союза нового поколения», давно выросли, созрели, и перед ними занималась заря новых надежд на возвращение в Россию, которую от большевиков освободят немцы. Прогадал, значит, Росинский, напрасно удрал за океан! Вон в занятом немцами Париже, по Елисейским полям, расхаживает, разрядившись в форму немецкого полковника – кто бы вы подумали! – племянник генерала Краснова! Вон начищает шпоры, готовясь к походу в Россию, господин Столыпин. Приятели Росинского, оставшиеся в Европе, идут в гору. А он?… Он не решился уже на обратное путешествие через океан. Он довольствовался тем, что пописывал крикливые статейки в эмигрантских газетках и журнальчиках, издававшихся в Соединенных Штатах и в Канаде. Он приветствовал немцев, напавших на Советскую Россию, он кричал им ура!