Чего же ты хочешь?

Как избежал в те времена он, Клауберг, партизанской пули и петли, трудно даже сказать. Видимо, какое-то везение сопутствовало ему в жизни. Пуля и петля были ведь совсем рядом. Зимой 1944 года, когда русские отбросили немцев от Ленинграда и стали двигаться в направлениях на Нарву и Псков, псковские партизаны совершили нападение на деревню Печки, в которой располагалась школа разведчиков и диверсантов. Они захватили одного из главных руководителей школы. Будь той ночью Клауберг в Печках, и он был бы схвачен и увезен на суд большевиков. Но господь бог милостив: ту ночь Клауберг мирно проспал с белокурой Эльгой, утром же был вызван в Псков, где жгли и упаковывали бумаги, и господин гебитскомиссар в присутствии крупных чинов СС объяснил ему, что отныне его задачей является тщательная упаковка и подготовка к вывозу в Германию ценностей монастыря, которые он столь отлично проинвентаризировал минувшей осенью.

– Надо сделать так, господин штурмбанфюрер Шварцбург, чтобы русские монахи, и этот Горшков, их отец Пауль, и там выше – Серж и прочие, думали бы, что мы спасаем их ценности для них, увозим монастырское добро в безопасное от большевиков место. Чтобы все это они делали сами и еще бы благодарили нас. Ясно?

– Ясно, господин гебитскомиссар. Будет исполнено.

Ну, конечно, Клауберг так именно и сделал. Он напугал наместника, отца Павла Горшкова, красными, большевиками, которые, наступая от Ленинграда, истребят всех, кто сотрудничал с немцами. Горшков засуетился, началась спешная упаковка всего, что казалось настоятелю особо ценным. Но Клауберг умело и твердо отсеивал ненужное Германии: брать надо было только самое значительное, только самое дорогое, только внесенное в его списки и уже известное в Берлине.

– Как, два грузовика подо все? – кричал отец Павел. – Минимум четыре, господа, минимум четыре!

Нет, эту Успенскую божью матерь, которой так гордится монастырь, которая является его главной святыней, даже и с места не тронули, как ни кипятился Горшков. Хотя ее и выносили из церкви в дни наступления Наполеона и она якобы спасла Псков от французских полчищ, тем не менее ценность ее была не высока – ни как произведения искусств, ни как собрания драгоценностей, которые пошли на ее отделку. Оставили «Богородицу» на месте. Вот она и ныне здесь, и по-прежнему ее слюнявят богомольцы, и ежегодно 28 августа, как рассказывает сопровождающий группу молодой пскович, монахи выносят свою реликвию из сумрачного пещерного храма на волю.

И еще одно воспоминание пришло к Клаубергу, пока их группа бродила по монастырским дворам. Он вспомнил последние свои часы в монастыре. Это было летним днем 1944 года. Немцы поспешно отходили от Пскова, по Рижскому шоссе катились волны их отступления. Русские самолеты бомбили и расстреливали бегущих. Клауберг по поручению командования явился к Горшкову. В Сретенской церкви, как раз там, где некогда стояли пиршественные столы и произносились речи во славу немецкого оружия, собралась вся монастырская братия.

– Господа,– сказал им Клауберг! – никакой паники! Немецкая армия отступает временно, по соображениям высшей стратегии. Мы очень скоро вернемся, мы просим вас оставаться на ваших местах и всем, чем вы только сможете, подрывать за время нашего отсутствия силы большевиков. До новой и очень скорой встречи, господа!

И вот она, новая встреча, не очень, правда, скорая, – спустя почти четверть века! Они-то, братия эта, чем могли, тем, наверно, и вредили Советской власти, выполняя наказ немцев, а немцы?… Из немцев вернулся лишь один он. Клауберг; да и то, может быть, напрасно это сделал. Хотя он ныне и не герр штурмбанфюрер, а уважаемый профессор, тем не менее все может окончиться весьма плачевно. Русские – народ решительный, зря эта мисс Браун рассказывает сказки о том, как они одрябли, как переродились и так далее. Этими россказнями она хочет, конечно, убедить своих боссов в том. что их расходы на нее окупаются сторицей. На самом деле никакой дряблости нигде не видно, как не было ее и раньше. Горшков, Никифоров-Лин, Эльза Грюнверк – сожительница святого отца Павла Горшкова – все они или, во всяком случае, многие из них были в конце войны или по окончании ее схвачены красными и отданы под суд. Наверно, их того – вздернули? А главу Балтийского экзархата, который «слишком много знал», пришлось немцам самим «того»… Один из приятелей Клауберга рассказывал ему о том, как с группой СС он ликвидировал этого, ставшего никому не нужным русского митрополита. Эсэсовцы задержали его машину на дороге возле Вильнюса, когда отец Сергий возвращался домой из женского монастыря, и с удовольствием всадили в него несколько очередей из автоматов. Дескать, напали лесные бандиты. Какая-де жалость! Какой преданный Германии, райху был человек!