Все чаще и чаще приходили к Лере мысли о том, что она оказалась глупой девчонкой, что она ошиблась, грубо, нелепо ошиблась, поддавшись поверхностному, налетному чувству, дав увлечь себя этому, в сущности, мелкому, пустому человеку. Если задуматься, то не он, не его личность увлекли ее тогда. Нет, конечно. Хотя, по правде говоря, своими мягкими манерами Спада выгодно отличался от ее сверстников: он умел продемонстрировать и подать свою воспитанность так, что это производило впечатление. Что там ни говори, а на фоне готтентотских, студенческих выкриков типа «железно», «до лампочки», «элементарно», «хохма» и всяких подобных речь Бенито Спады, его разговоры привлекали своей содержательностью, интеллектуальностью. Это теперь она стала понимать, что содержательности в нем никакой и нет — все из книг, и ничего своего, а его интеллектуальность — одна видимость интеллектуальности. Но тогда, в Москве… Что ж, она увлеклась, да. Но все равно, все равно, говорила себе Лера теперь, это увлечение не было любовью, оно и было только увлечением; был интерес, было девчоночье любопытство, влекла возможность увидеть иную, новую, непохожую жизнь; причем нисколько в то время не думалось о том, что иную жизнь не просто посмотришь, не просто увидишь, а получишь ее навсегда. И вот она, эта иная жизнь, была увидена, посмотрена и сегодня исчерпывалась, приходила к концу.
Родители Спады хранили строгий нейтралитет. Они видели, что у их сына с невесткой что-то неладно, но ни во что не вмешивались, даже ни о чем не расспрашивали ни его, ни ее.
Напряженность в семье нарастала еще и потому, что в городе, как, впрочем, и во всей Италии, было неспокойно. Из буржуазных газет узнать что-либо определенное было трудно, они пестрели самыми противоречивыми сообщениями. Но Чезаре Аквароне хорошо разъяснил Лере обстановку. Дело в том, что итальянцы — имеется в виду трудовой народ страны — остро недовольны тем, как их правительство все глубже и глубже втягивает Италию в натовские планы. «Французы вырвались из этой паутины, генерал де Голль оказался достаточно прочной личностью. У нас таких личностей нет, наши правители непатриотичны и покорно, как кролики в пасть к удаву, идут навстречу планам американцев, стремящихся место строптивой Франции заполнить в НАТО услужливой Италией. А мы, между прочим, тоже не пешки, мы не желаем этой темной игры».
Все лучшие гостиницы Турина были заняты в эти дни летчиками НАТО — американцами, моряками НАТО — тоже американцами, связистами НАТО — и те носили форму армии США. Они толпами шлялись по улицам, сидели в кафе и в барах. Военная организация Атлантического пакта проводила на севере Италии свои массовые мероприятия.
Рабочие, часть служащих и интеллигентов стали появляться у гостиниц с плакатами, надписи на которых с полной ясностью свидетельствовали о том, что итальянский трудящиеся были бы рады, если бы натовские гости соблаговолили как можно быстрее вернуться к себе домой, туда, откуда приехали. На улицах усилились наряды полиции, карабинеров; говорили, что уже и армейские части подтянуты к окрестностям Турина.
— Бенито, ты чувствуешь, что происходит? — спросила Лера в один из таких дней.
— Ничего особенного. У нас в Италии любят подымать шум. Это у вас считают, что чем тише, тем лучше. А у нас чем больше шуму, тем демократичнее. Ничего особенного.
— Но натовцы-то съехались, это факт!
— Как съехались, так и разъедутся. Туринцы на них только заработают. У господ американцев достаточно зеленых бумажек, оставят их в гостиницах, в барах, ресторанах, в магазинах.
— Тогда почему же народ волнуется, ваши рабочие?
— Это твои закадычные друзья, сама у них и спрашивай.
— А тебе они разве не друзья?
— Блестящая советская демагогия, мадам! — воскликнул Спада. — Вы все мерите интересами рабочих и колхозников. Надоело! Человечество идет вперед. Времена марксовых изысканий и теорий миновали. Это было сто и более ста лет назад. Сейчас в науке и в технике никто не обращается к Архимеду и Галилею, к Джеймсу Уатту и Маркони при всем почтении к тому, что они некогда совершили. Даже Резерфорд позади, даже ваш Курчатов. А в науках об обществе вы застыли на Марксе, на Энгельсе, на Ленине… Рабочие, о которых вы кричите, давно пере стали быть единственным революционным классом. Революции сегодня происходят всюду: в странах Африки, Азии, даже Америки, — и что, может быть, их там совершают рабочие? Ерунда! Там…
— Если социалистические революции, то да: и рабочие и крестьяне… А если это дворцовые и военные перевороты, где хунты, генералы и полковники, то таких «революций» по десятку в год можно совершать. Это не социалистические революции…