Санька и дед Якуб пристроились с краю. За ними становятся еще, еще… Очередь растет у Саньки на глазах. Керосину-то у дручанцев нету. Каждому хочется получить. А тут небось на всю очередь хватит. Вон какая цистернища…
Санька поглядывает на автоматчиков. Зачем их столько тут? Шесть, девять, одиннадцать… И один смог бы установить очередь. Ну, пускай второго прислали б ему на подмогу. А то — целое отделение…
Сзади, за Санькиной спиной, высокий старик толкует вполголоса со своей соседкой — черноглазой молодухой в солдатских кирзовых сапогах.
— Не подвох ли какой замышляют… — Старик бросает косой взгляд на автоматчиков.
Женщина тоже волнуется:
— Скорей бы уж. Детишек одних оставила…
Возле цистерны над железной бочкой орудует черпаком немец-солдат. На отвислом пузе — клеенчатый фартук. Опрокинет черпак в широченную лейку и махнет рукой: мол, отходи от бочки. Тем, кто получил уже керосин, почему-то не разрешают уходить домой. Их опять выстраивают чуть-чуть поодаль от цистерны, но не по два, а уже по четыре. Из очереди бросают угрюмые и колючие насмешки:
— Несите, а то расплещется!
— Им по второму обещали!
— Догонят, еще добавят!
Вислопузый выплеснул последний черпак в бидончик женщине, что замыкала очередь, и снял фартук. В это время к цистерне подкатил «оппель» коменданта. Вышел из машины Фок и оповестил, что завтра утром здесь будут выдавать ячмень. Желающие получить — получат. Пока по пять килограммов… Взмахнул коричневой перчаткой, добавил: мол, германские власти великодушно дают дручанцам ячмень так же, как керосин, бесплатно. Потом вдруг объявил:
— Сейчас вы пойдете на Друть! Немножко есть работа. Да-да, работа. Вы должны благодарить германское командование за великодушие!
Черный «оппель», как расторопный жук, шмыгнул с площади за деревья. Тянет к реке тощий хвост пыли.
Автоматчики суетятся, бегают вокруг толпы, заставляют ставить посуду на землю. Потом гонят всех в проулок, на дорогу, что уползает к мосту.
В колонне нарастают голоса:
— Попались в ловушку!
— Обхитрил, носатый черт!
— Дед Якуб, и ты на кукан угодил?
— Запутали, окаянные…
— Опростоволосился, значит, старый рыбак!
Вдруг над толпой пронесся женский надрывный голос:
— У меня детишки замкнуты! Обкричатся ведь…
Из колонны выскочила женщина в кирзовых сапогах… Ее хлестнул сзади угрожающий окрик автоматчика. Она вздрогнула, на миг замешкалась, а потом вдруг, подхватив подол одной рукой, побежала от колонны прочь.
— Хальт!
Немец сорвал с шеи автомат, сыпнул над головой беглянки длинной очередью. Она с испугу села на дорогу, закрыла ладонями голову. Тот, который стрелял, кинулся к женщине, пинками поднял ее с земли и, тыча в спину автоматом, затолкал опять в колонну.
Когда выстраивали колонну на площади, Санька очутился в первом ряду с краю. Идет, а сам все поглядывает на автоматчиков. Выскочить бы из колонны да за плетень… Робеет: бить будут, если поймают.
У бревенчатого моста замешкалась. По дощатому настилу громыхают грузовые автомобили. Кузова крыты брезентом. Везут какую-то поклажу.
Санька жмется к перилам. Слева гудят автомашины, справа — сваи, обрыв. Два автоматчика стоят на мосту. Курят. Глазеют на крупповские махины. Остальные конвоиры где-то позади колонны.
Шмыгнул Санька под перила, обхватил сваю руками и — вниз… Притаился под мостом. Ждет, когда уведут колонну. Скрипят доски над головой, топают вразнобой ноги. Пошла, значит…
Вечером дед Якуб принес Санькину бутыль с керосином на донышке. Подшучивает над Санькой:
— Ловко ты по свае… Заноз на пузе нету?
— Небось за ячменем тоже побежишь? — колет старика бабка Ганна ехидным вопросом. — Мешок осьминный не забудь…
— А у меня карманы в шароварах что твои мешки. — Дед Якуб хлопает ладонями по брюкам, потом поворачивает седую голову к Саньке. — Ложись спи. Завтра чуть свет подниму. У Фока работы по горло, а ты шлендаешь без дела! Ишь, абибок!..
Санька принял шутку старого рыболова всерьез. Дед Якуб из избы, а Санька — на чердак. Пускай утром ищет. Прикорнул возле теплого дымохода. На зорьке встрепенулся. Знобко… Припал к чердачному оконцу — площадь райцентра, как на ладони. Пусто там. Только черная заплата лежит на булыжнике, где стояла вчера цистерна.
На восходе солнца выкатился на площадь грузовик. В кузове мешки навалены. Остановился под липами. Санька смекнул: «Ячмень привезли…»
А вон и автоматчики вчерашние… Топчутся возле грузовика. Дручанцев ждут.
Санька тоже ждет — сейчас постучит в окошко дед Якуб. Но время идет, а старик не появляется. Видно, спит еще. Намаялся вчера… А может, один, без Саньки, подался за ячменем? Небось уже отвешивают.
Снова приник Санька к оконцу. Обшаривает площадь глазами. Нету людей возле грузовика. Только мешки лежат на земле — белые, как гуси. Да автоматчики без дела шатаются по скверу…
А по чердаку гуляет вкусный запашок. Щекочет ноздри. Слез Санька с чердака. В чулане бабка Ганна с кошкой разговаривает, бранит за что-то пройдоху. На столешнице картошка отварная сизым парком исходит. Положил Санька две картошины в карман, посолил ломоть хлеба, карабкается опять наверх.