Чей мальчишка? (илл. В.Тихоновича)

А дед Якуб в это время был далеко. Он сидел в партизанской землянке и, угощая разведчиков свирепым самосадом, с раздумчивой медлительностью рассказывал Кастусю все, что того интересовало. Командиру разведки хотелось узнать про Дручанск многое. За последнее время он оторвался от родных мест: вел разведку под Копотью, под Шкловом и даже под Оршей. Что происходило в Дручанске — знал понаслышке, из третьих уст. Но всегда словоохотливый старик нынче что-то скупо и мешкотно выкладывал волновавшие Кастуся новости, долго копался в своей одряхлевшей памяти. Дед Якуб прыгал с пятого на десятое, из его скаредных путаных слов разведчик никак не мог понять, что же привело старика в партизанский лес. Трое суток он шатался по деревням за Друтью, пока не набрел на разведчиков. Они и привели его к Кастусю — к своему командиру. А ведь мог старик попасть в руки полицейским или немцам. Значит, рисковал жизнью. Ради чего?

Снова дед Якуб достает из кармана кисет с самосадом. Набил трубку. Дымит. Говорит — петляет опять, как заяц.

И Кастусь смекнул: хитрит старик. Что-то принес в душе, но ходит вокруг да около — никак не осмелится открыть тайник…

— Говори, с чем пришел? — требует Кастусь.

Дед Якуб сосет черный чубук. Молчит. Морщит лоб. Нахмурился. Видит Кастусь: нехорошие вести принес старик. Теперь уже не требует, а просит:

— Может, с моими что? А? Не мучай, Якуб…

— Санька помирает… Племяш твой…

Все рассказал старик. Ничего не утаил.

— Надо спасать мальчишку, — сказал Кастусь, выслушав старика. — Вылечим — к себе в разведку заберу… Айда к командиру отряда.

На Кастусе лихо заломлена шапка-кубанка. На ней ото лба до макушки рдеет малиновая лента. Полушубок застегнут на все пуговицы и стянут поперек живота широким солдатским ремнем. На ремне — две гранаты в брезентовых чехлах, рядом с ними тесак немецкий, а на правом боку — револьвер в желтой кобуре.

Дед Якуб смотрит на разведчика и не узнает в нем прежнего парня — райисполкомовского шофера: такой у него непривычно грозный вид. Вдобавок ко всему Кастусь вешает на шею черный трофейный автомат, и они идут со стариком в штабную землянку, петляя между деревьями по тропинке, протоптанной в глубоком снегу…

Вскоре две подводы мчались по лесной тропе через гулкий березовый чащобник на Друть. Рослые сытые лошади, впряженные в легкие санки, бежали машистой рысью. Звонкие полозья пели на снегу что-то протяжное, всхлипывая на ухабах и нагоняя на старика унылую дрему. Рядом с дедом Якубом покачивалась в санях партизанская медсестра, баюкая на коленях сумку с медикаментами. Отпустил-таки ее командир отряда. Кастусь уговорил. Мол, давно собирался забрать мальчишку к себе в разведвзвод, да случая не выпадало. А теперь непременно заберет, только бы вылечить. Мальчишка шибко дошлый. Для разведки — клад…

Кастусь оставил подводы в лесу, в трех верстах от Дручанска, а сам с двумя разведчиками повел девушку и деда Якуба к своему подворью — по кустам, по огородам, далеко обходя улицу и выезд из Дручанска, где невзначай можно столкнуться с немцами.

… Во втором часу ночи бабка Ганна еще раз напоила внука крапивным отваром и прикорнула на сундуке рядом с кроватью. Так вот она и лечила Саньку домашними лекарствами. Нашла на чердаке привязанный к стропилам прошлогодний пучок крапивы, оборвала листья и теперь заваривала их крутым кипятком. Помогает зеленый настой: рана не кровоточит больше и мальчишка присмирел. Спит.

Дремлет старуха и сквозь дрему слышит — кто-то топчется под окном во дворе. Толкает дверь в сенцах. Стучит с опаской.

Бабка Ганна встала с сундука. В мыслях старика Якуба костерит. Полуношник! Он приволокся. Некому больше.

Отворила сенцы — на самом деле, Якуб стоит на пороге. А из-за его плеча смотрит незнакомая девушка, тоже в дубленом полушубке. Дед Якуб молча ведет ее в избу. Сняла она с плеч полушубок и, как дома, распоряжается: «Занавесить окна!» «Зажечь огонь!» Поправляет косу на плече, а синими глазами ласкает старуху. Потом достает из сумки пузырьки с лекарствами, ставит их на стол. И бинт нашелся, и вата. Сняла с Санькиной груди грязную тряпочную бинтовку, промывает рану чем-то фиолетовым. Выпить дала лекарства. А когда уходила из избы, оставила на столе коробочку с таблетками. Название у них такое мудреное, что бабка Ганна даже выговорить не может.

Проводила старуха ночных гостей, стоит посередине избы, недоумевает. Откуда такую лекаршу бог прислал? Уж не примерещилось ли ей спросонок? Подошла к Саньке, трогает рукой новые бинты. Вот тебе и дед Якуб! Докторицу нашел где-то. Настоящую…

Не знала бабка Ганна, кто привел докторицу к ней в избу. Не показался Кастусь ей на глаза. Не захотел тревожить сердце старушки-матери. Увидит — заголосит от радости, а потом будет бессонными ночами смотреть в окошко. Стоял за поветью, пока медсестра врачевала Саньку.