Чейзер. Крутой вираж

Минута двадцать две секунды. Минута девятнадцать секунд. Минут семнадцать секунд…

Тогда временна́я отметка в минуту и четыре секунды казалась недостижимой; Мак терпеливо ждал.

С победным блеском в глазах она не вошла – влетела в их дом почти шесть недель спустя:

– Я это сделала! СДЕЛАЛА!!!

Ей навстречу протянулись руки, визжащую от радости, подняли в воздух и закружили:

– Покажешь мне?

– Конечно! – И секундное сомнение: – А если у меня при тебе так не получится?

– Получится, я увижу.

И она прижалась к Аллертону щекой так крепко, будто от этого напрямую зависел повторный успех.

Сложнее всего ей тогда давалось состояние расширенного сознания – спокойное объемное восприятие пространства; без нервов, без эмоций, созерцаемое будто не внешним, но внутренним взором, оно начало появляться ближе к концу, за несколько дней до вожделенной победы: «Она – „Мираж“, „Мираж“ – полотно, полотно – часть ее же ног, продолжение ее самой…»

Как же сильно она тогда ему радовалась…

И как спокойно относилась теперь – здесь и сейчас, на той же трассе, то самое восприятие будто навалилось само.

Продолжал накрапывать дождь; в зеркале все не появлялся свет чужих фар – до назначенного срока осталось четыре минуты. Лайза вновь нырнула в воспоминания.

Мак сдержал обещание. Когда тем же вечером, в который ей-таки удалось не один раз, а дважды подряд удивить его установлением собственного рекорда, он вошел в спальню раздетый и перевязанный (не где-то – под самыми причиндалами) широкой атласной лентой, Лайза истерила от восторга.

Голый Чейзер – само по себе прекрасно! А Чейзер с проходящей под мошонкой, вдоль пупка, по груди и завязанной на макушке бантиком лентой – ах и ох! – зрелище и вовсе для истинных ценителей. И насколько бешеным ощущался тогда ее восторг, настолько же бешеным получилось и занятие любовью – диким, необузданным… Да, она его помнила.

А утром были медальки.

Когда он их рисовал? На рассвете?

Мак ни в коей мере не постеснялся повесить на собственную грудь ленточку с кругляшком и цифрой два – воспринял сей факт не только без обиды, но и с гордостью, ведь номер один теперь принадлежал не кому-то – его женщине.

Настоящий мужчина – прекрасный, спокойный, любящий. Почему он остался в прошлом?

А тот, что приедет с минуту на минуту – он тот же? Тот же самый Мак Аллертон?

Наверное. Только восторга не чувствовалось.

Если победит она – он обидится, потому что обыграет его не своя, а чужая женщина. Если победит он – она больше не вернется, чтобы завоевывать его. Наверное, не вернется – ей не хотелось об этом думать.

Все, приезжай, пора.

Стоило этой мысли мелькнуть в сознании, как сзади послышался шум мотора.

«„Фаэлон“ так не шумит», – успела удивиться Лайза, прежде чем увидела, что из-за поворота показалась не одна, а две машины. Вторая принадлежала Стивену Лагерфельду.

– Док даст нам отмашку. Остальные ждут у финиша.

Показавшейся из синего седана Лагерфельд разматывал широкий белый флаг; вышедший из «Фаэлона» Чейзер вызывающе разглядывал стоящую у своей машины Лайзу.

– Это и есть мой приз? – спросил он таким тоном, будто произнес: «Поставьте этот так называемый подарок, который вы принесли на мой день рождения, в угол – я не буду его разворачивать».

«Это не твой приз, – зло подумала Лайза. – Это моя машина, ей и останется».

Не дождавшись ответа, Чейзер перевел взгляд на хозяйку «Миража». Какое-то время разглядывал ее состоящий из узких спортивных штанов, удобной курточки и кроссовок водительский наряд – разглядывал, как ей показалось, со смесью неприязни и презрения, мол, ты даже умеешь ходить без каблуков? – но комментировать его не стал. Ограничился равнодушной фразой:

– Если слетишь в кювет, Стивен будет наготове.

Лайза сдержала фонтан растущего негодования, проглотила едкое «сам бы не слетел» и отвернулась.

Нет, Чейзер не слетит ни при каких обстоятельствах. Но он определенно ни во что не ставит соперницу, так?

Лайзу вдруг охватила веселая злость – и прекрасно! Чем меньше он ожидает от нее и от ее неприглядной на вид – некрасивой, не обтекаемой, примитивной по сравнению с «Фаэлоном» – машины, тем лучше, тем слаще покажется ей на вкус предстоящая победа.

Когда док объявил о готовности – встал на обочине и поднял помятый флаг, – водители, не сговариваясь, посмотрели друг на друга.

Последние секунды перед стартом, последние слова, напутствия, пожелания.

Лайза не стала желать Чейзеру удачи – ни к чему: та всегда сопутствовала ему. Вместо этого бросила:

– Когда начнешь проигрывать, не вздумай зацепить мою машину и оцарапать ее.

В хищном взгляде Мака сверкнул недобрый огонек:

– Люблю дерзких. Правда, хватает их ненадолго.

– Не в этот раз.

– Тогда и ломать буду не спеша.

– Мечтай.

Ноздри Чейзера раздулись, ответа не последовало.

На том и разошлись; почти одновременно хлопнули две дверцы.