Чейзер. Крутой вираж

– Ты не куришь, от тебя не пахнет табаком, но можешь в охотку затянуться пару раз сигарой – и тебе это идет. Вина почти не пьешь – очень придирчив к ним; предпочитаешь крепкие напитки и только тогда, когда уверен, что не за рулем. Каждое утро ты выстраиваешь себе жесткий график и сам же его ненавидишь, так как он не позволяет тебе проявить тщательно скрываемую от всех черту характера – тягу к безумствам.

– К безумствам?

– Угу.

– Это каким таким безумствам?

– Любым. Думаю, ты ненавидишь рутину и всегда подсознательно ищешь того, кто разделил бы с тобой жажду приключений. Но прекрасно, если нужно, держишь себя в рамках, легко прикидываешься скучным.

– Ты не психологом случаем работаешь?

– Нет, дизайнером.

– Одежды?

– Интерьеров.

Любопытно.

– У тебя есть твердые принципы, но характер противоречивый.

– Поясни.

– Ты любишь предсказывать наперед, но ждешь – жаждешь, – чтобы тебя удивили. Умеешь быть первым, но предпочел бы быть вторым, так как это дало бы шанс научиться у первого большему. Ты требователен к себе и остальным, но при этом легко прощаешь, если видишь, что человек оступился ненамеренно…

– Я нелегко прощаю, – прорычал Мак.

– Если веришь человеку, то легко.

– Только я мало кому верю.

– Это другой вопрос.

– Слушай, мисс, а хрустальный шар, в который ты сейчас смотришь, ты принесла с собой? Где он, куда ты его спрятала?

Лайза хохотнула и покосилась на собственную грудь.

– Только не говори мне, что у тебя их два…

– Да, я забыла упомянуть самое главное!

– Что еще?

«Мираж» и все его чумазые внутренности окончательно были забыты.

– Женщины!

– Что «женщины»?

– Твои предпочтения – вот где настоящая собака зарыта.

Аллертон распрямился, широко расставил ноги и сложил могучие руки на груди; его лоб блестел от пота – в гараже было жарко.

– Ты не можешь знать о моих предпочтениях касательно женского пола.

– А вот и могу! Стоит посмотреть на тебя, и все становится понятно!

– Да? – на красивом мужском лице застыла кривая улыбка. – И что же становится понятно? Расскажи-ка непросвещенному уму, какие там внутри кроются хитрые предпочтения. Блондинки? Брюнетки? Крутые бедра? Большая грудь?

– Не в груди дело и не в бедрах. И даже не в цвете волос.

– А в чем же?

– В другом! Ты – доминант, альфа-самец, властитель. Ты любишь, когда сильная и чувственная женщина добровольно подчиняется тебе, твоим приказам.

– Думаешь, я действительно любитель садо-мазо? Ошиба…

– Нет, не садо-мазо, но ты любишь владеть умом, телом, душой. Ты же весь такой – посмотри на себя: «Закинь руки над головой и не опускай их, пока я не скажу». Или: «Раздвинь ножки, и пусть они находятся в таком положении, пока я не прикажу сдвинуть…» Или: «Оставайся неподвижной, пока я глажу тебя там…»

– Так, я понял, хватит!

Лучше бы он стоял к ней задом, к этой чертовке, потому что теперь его член через брюки властно указывал: она! Пусть следующей, которая задерет эти чертовы руки над головой и не будет двигаться, пока он не скажет, будет Лайза Дайкин.

Вот теперь он действительно ее хотел – раскинувшуюся в его пыльном кресле, смеющуюся и притягательно-мягкую кошку с голыми пятками. Задрать бы окончательно сбившуюся набок юбку, отшвырнуть ногой подальше шпильки, чтобы не мешали, опуститься бы на колени и…

– А знаешь ли ты, мисс, – выдавливать из себя слова в такой момент было невероятно тяжело, – что не все разговоры одинаково полезны?

Она осознает, что не просто дразнит его, а методично водит по грани?

– Знаю.

Ее смех стих, на губах играла мягкая улыбка.

Какое-то время они вязко и напряженно смотрели друг на друга, и будь все проклято, если в этот момент Чейзер изо всех сил не пытался сдержать себя от безумного шага к креслу, в котором сидела Лайза Дайкин.

«Давай же, пожалуйста! Шагни навстречу…» – молилась Лайза мысленно, но при этом тщательно следила за тем, чтобы ничем не выдать своего желания. Подтолкни она Мака вздохом, жестом или хоть одним движением – и все, пиши пропало, тут же достигнешь обратного эффекта. И потому ее молитвы тщательно скрывались за выжидательно-загадочно-насмешливым выражением глаз, а улыбка стыла почти что вежливым равнодушием: мол, решение за тобой, не за мной. Тонкая игра.

Мак боролся с собой несколько долгих секунд, и все это время она старалась не смотреть на выступающий на его джинсах бугор – свою первую маленькую, но настоящую победу. А уж что именно скрывается под штанами в тесноте плавок, она помнила наизусть: каждую венку, каждый изгиб, плотность и толщину…

Все, сейчас у нее язык вывалится на плечо.

– В мастерскую… «Мираж»… отгонят… после обеда, – наконец выдавил из себя совладавший с импульсами тела механик, и Лайза едва удержала вздох разочарования. «Смог-таки, сдержался. Блин». – Там все заменят к завтрашнему дню, думаю, часам к пяти-шести, а если так, то я дам знать, чтобы ты подъехала, хорошо?

Хорошо? Хорошо было бы, если бы она впервые за время долгой разлуки смогла вновь обнять эту плотную шею, погладить затылок и ощутить запах родного тела – его тела: именно это было бы по-настоящему хорошо.