— А сегодня — продолжал он, — мне снились собаки, грызущие человеческие кости, а рядом стояли крысы в смокингах, крупные такие, на двух ногах, в человеческий рост. Они просто стояли и смотрели куда-то вдаль… Как, по-вашему, я должен растолковать этот сон? Я даже понятия не имею зачем…
— Послушайте, это просто сон. Сон ни о чем, — не выдержал я и сменил тон. — Не тратьте на это время. Сны — это работа подсознания, они ни о чем не могут говорить.
— Ты ошибаешься, сны могут говорить о многом. Нужно всего лишь научился их разгадывать. Я к своим пятидесяти годам так и не научился этого делать… — ответил он обиженно.
— Извините. Я не хотел, просто день сегодня какой-то бесконечный и скверный.
— Бесконечный и скверный день? Когда тебе исполнится пятьдесят лет, сынок, и когда ты начнешь понимать, что жизнь имеет обыкновение заканчиваться, тогда ты начнешь ценить каждый день.
Я посмотрел на время.
— Может, мы пройдем и займем свои места?
— Занимать места? Зачем? Они и так никуда не денутся — ответил мужчина, загадочно улыбнулся, потушил сигарету ногой и ушел.
— Слава богу, этот чудик от меня отстал! Видать мозги жарой припекло, — подумал я и прошел к главному входу. Я не стал заморачиваться на том, что говорил этот странный мужчина. Все мои мысли были только об Оле. Мне казалось, что я сам начал сходить с ума. Перед тем, как зайти, я думал, позвонить ей еще раз. Я вытащил телефон из кармана, подумал и решил, что не нужно этого делать. Ведь она всячески дает мне понять, что не хочет со мной разговаривать.
Наверх — не сметь!
— Молодой человек, ваше место в девятнадцатом ряду под номером «восемь», — отвлекла меня от мыслей молоденькая симпатичная контролерша, когда я все-таки зашел. — А сегодня девятнадцатое августа. Я все думала, кому достанется это сакральное место. Понимаете, к чему я клоню? — обратилась она ко мне, напоминая о своем присутствии. — Может сегодня вам в чем-то очень повезет.
Я ничего не ответил и прошел внутрь.
Пока концерт не начался, я решил немного осмотреться. Минут, по крайней мере, двадцать в запасе точно было. Насколько мне известно, подобные мероприятия никогда во время не начинаются. Я прошелся взад и вперед, чтобы осмотреться. Это был типичный для провинции дворец досуга и культуры, насчитывавший, как я слышал, около полутора тысяч мест. Помню, три года назад, когда его реконструировали, поднялось столько шумихи вокруг него, как и сегодня вокруг этого концерта. Вестибюль был самый непримечательный. Ободранные стены с облупленной штукатуркой, ржавчина на потолке, странная люстра и наружные стены из прямых вертикальных окон. Я появился здесь впервые за столько лет существования этого концертного зала. Мне, признаться, никогда не было интересно сюда заглянуть. И сегодня зачем-то я пришел сюда.
Я ходил по вестибюлю, пока собирались слушатели, и выискивал то, за что можно было зацепиться и сказать: вот это да! Рассматривал внимательно это старое здание и ничего стоящего не обнаружил. Я уже жаждал осмотреть сам зал и еще немного пройдясь, наткнулся на двери, ведущие в него — уж очень они были респектабельные для этого здания.
«И зачем для этого старого концертного зала такие массивные входные двери, еще и с замками?» — подумал я, тщательно осматривая одну из дверей. Я постучал по дереву — мне показалось, что это настоящее дерево.
— Что вы делаете, молодой человек? — спросил охранник, неожиданно подойдя со спины. Он был огромен как круглая каменная глыба.
— Меня интересует порода дерева, — растерялся я, сообразив, что вызвал у него подозрения.
— Это дуб. Самый настоящий, — отметил он и погладил лакированную поверхность двери. — Подарок нашему концертному залу от какого-то анонимного бизнесмена. Установили совсем недавно.
— Солидный подарок, — прокомментировал я.
— И таких целых четыре. Еще две двери в западном крыле. Обошлись в миллион, — сказал он мне шепотом, слегка нагнувшись. — Спонсор — человек, должно быть добрый, но он просто болван. Такие деньги пожертвовал для какого-то балаганного заведения.
— Что же в этом такого? Человек сделал благое дело для своего города.
— Ха! Благое дело! Тоже мне благотворительность. В наше время благотворительность — это либо лицемерие, либо идиотизм.
— Лицемерие? Вы ведь сказали, что подарок был сделан анонимно?
— Да… — задумался он. — Ну, в таком случае, идиотизм.
— А почему на них установлены замки? Да еще и железные.
— Оборудование и аппаратура в зале дорогие — ответил он. — Здание, как видите, целиком из окон — практически со всех сторон. Их уже несколько раз разбивали и утаскивали все наше добро. Пришлось нанять охрану, то есть меня, и установить замки на дверях в зал.
— Теперь я понял, — ответил я, внимательно выслушав. — Вы позволите, если я немного осмотрюсь? Не бойтесь, я не злоумышленник.
— Да, пожалуйста. Только ничего руками не трогайте — ответил охранник и пошел дальше.
Я повернулся и поглядел ему вслед.