Чекан для воеводы (сборник)

— Вор!.. просипел он, хватая Прошку за пояс. — Держи вора…

— Дядя Ферапонт?! — удивленно воскликнул Прошка, распознавший в своем поимщике человека, с которым познакомился этой зимой на городском торжище, где покупал для станичников необходимые пожитки.

— Ге! Ты кто, такой прыткий, будешь? — не признал его Ферапонт.

— «Поетчи горшку ехать в дорогу», — произнес Прошка и тихо рассмеялся.

Тут только до Ферапонта дошло, кто перед ним стоит.

— Ха, Прошка! Сукин сын! — обрадовался он. — Запомнил, стало быть, мою присказку?

— А то? Я как сейчас помню круглую рожу того прижимистого купца-татарина, с которым мы с тобой шутку учинили, заставив его уступить свой товар за бесценок.

— Помню и я, — заулыбался Ферапонт. — Ты тогда прикинулся болящим. Тряска тебя одолела и ты хватался руками то за упряжь, то за сбрую, а я на вопрос татарина: «Что это за больной?», — ответил: что у тебя страшная зараза, от которой всяк человек становится дурак-дураком, а в конце концов и вовсе сдыхает… Ха! И этот дуралей поверил!.. А потом мы с тобой обмыли покупки в кабаке Кузьки Окорокова. Вот тогда-то, вставая из-за стола, я и изрек свою любимую присловицу: «Поетчи горшку ехать в дорогу». А ты, значит, запомнил? Молодца…

— Нам в стороже та татарская упряжь сгодилась, — сказал Прошка. — Но сейчас, дядя Ферапонт, меня другое тревожит.

— Выкладывай!

— Надо мне повидаться с главным воеводой Шеиным…

— Эва! Зачем он тебе понадобился? — спросил Ферапонт.

— Ну, как же!..

И Прошка, как на духу, выложил знакомцу все, о чем хотел рассказать только самому воеводе.

— Ну, брат, дело серьезное, — внимательно выслушав станичника, проговорил Ферапонт. — Тебе повезло, ведь я служу у батюшки воеводы. И все, как есть, ему перескажу о твоем сотнике-переметчике и двоих поляках.

— Только не тяни. Тут дело важное…

— Не бойся, станичник! Мы это дело быстро справим. Пойдем-ка со мной…

— Да меня не пущают!

— Со мной пустят, — заверил Ферапонт.

Воевода Шеин только-только закончил писать послание к любимой своей супруге Евдокии Никитичне, когда услышал скрип приоткрываемых дверей.

— Кто там? Ты Ферапонт? — спросил Борис Васильевич.

— Я, батюшка, — ответил верный слуга, заходя в кабинет.

— Видишь это письмо? Его надобно будет всенепременно передать моей жене. Это важно, Ферапонт. Если со мной что-то случится, ты должен будешь любыми путями донести это послание. В нем мои завещательные распоряжения и просьба, чтобы… — Главный воевода немного помолчал, еще раз посмотрев на преданного слугу, потом продолжил: — Ты знаешь, что моя жена на сносях. Седьмой месяц она, голубушка, носит под сердцем моего ребенка. Завещаю я ей родить сына и воспитать из него славного воина — защитника границ Отечества. Понял?

— Как не понять, батюшка, — ответил Ферапонт, незаметно смахивая набежавшую слезу.

— Письмо будет лежать в этой шкатулке. Запомни!

— Запомню, батюшка. Да ведь я к тебе с вестью о вскрытом злодействе…

— Говори! — сразу посуровев лицом, произнес главный воевода.

— Один из наших стрелецких сотников замечен в тайных сношениях с врагами…

* * *

…Прошка, переминаясь с ноги на ногу, стоял перед закрытыми дверями воеводского кабинета. Ему еще никогда не доводилось говорить с такими важными людьми, как окольничий Шеин, и потому он немного трусил, хотя прекрасно понимал, что от его сообщения зависит разоблачение тайного врага в боевом стане.

И вот Прошка дождался: двери кабинета распахнулись и на пороге появился начальник всей крепости и всех окрестных сторож воевода Шеин. Он был хмур и сосредоточен, светлое его лицо, украшенное ухоженными бородой и усами, подергивалось от скрытой ярости.

— Ты сотника выследил? — прямо спросил Прошку Шеин, не любивший околичностей с подчиненными ему людьми.

— Я, ваша милость, — вытянувшись в струнку, ответил станичник.

— Пойдешь со мной и укажешь на того сотника! Я распоряжусь, чтобы всех стрельцов выстроили перед нами…

Подобного Прошка никак не ожидал. Он, простой станичник, шел рядом с самим главным воеводой и напряженно вглядывался в бородатые и безусые лица стрельцов, стоявших в строю, разделенном на десятки и сотни. Но знакомого лица предателя все не находил. Его даже в пот бросило от мысли, что его сочтут за вруна и скрытого врага.

— Сотника в строю нет… — с дрожью в голосе произнес Прошка, отводя взгляд от пытливых глаз Шеина.

— Кого из сотников нет в строю? — громко задал вопрос воевода.

— Сотник Треплев отдыхает после ночного дозора… — ответил кто-то из стрелецких десятников.

— Найти Треплева и сей же час доставить сюда! — приказал Шеин.

Через пять минут заспанный и злой Треплев уже стоял в строю и, ничего не соображая, взирал на главного воеводу и какого-то молодца рядом с ним, одетого во все черное. Неожиданно ему припомнился некто в черном, спасший этой ночью его жизнь от покушения.

Прошка в свою очередь также признал сотника, о чем и сказал главному воеводе.

Шеин, не церемонясь, распорядился взять переметчика под стражу, а на его место временно назначил одного из пятидесятников, бывших ранее в подчинении у Треплева.