Чекан для воеводы (сборник)

— Где послание? — быстро спросил Шеин, посмотрев на дядьку Безверхого так, словно впервые его видел.

— В том-то и заковыка, что его у меня нет. Не смог я сам сюда прибыть с тем посланием, потому доверил доставить его станичнику, но, видать, моего посланника также перехватили… Но я успел прочитать то, что там было написано. Знаешь, что я тебе скажу? Надо поскорее отправить «поклонную грамотку» новому царю. Слышишь? Как можно скорее. Только она еще сможет тебя спасти.

— И не подумаю! — подойдя вплотную к Безверхому и некоторое время помолчав, резко ответил Шеин. — Тут и так все идет наперекосяк, неразбери-поймешь…

— А ты подумай! — настаивал сторожевой голова. — Как следует подумай! Знаешь такую загадку? «Ни в огне не горит, ни в воде не тонет»? Не знаешь? Это лёд. Всего-навсего лёд. Вот и тебе надо заледенеть сердцем, плюнуть на всю свою дворянскую гордость и поклониться, низко поклониться новому государю. Хотя бы только для видимости, а там видно будет…

* * *

…В Дворцовом приказе особо доверенные дьяки шелестели бумагами, которых здесь скопилась чертова прорва. Самые важные документы дьяки складывали на стол старшему дьяку, а тот, переложив их на большой поднос, отдавал голове приказа. Голова приказа в свою очередь относил все это в апартаменты, обживаемые Дмитрием Первым — царем Московским и всея Руси.

Очередной такой поднос с грудой бумаг находился у подножия трона и возле него, стоя на коленках, копошились наиглавнейшие советники нового царя, в которых легко можно было признать уже знакомых нам иезуитов Паоло Прозитино и Болислава Спенсерку.

— Что там у нас на сегодня? — буднично заглянул в тронный зал его новое величество, позевывая.

— Много всяческой ерунды, — морща нос от отвращения и зачем-то облизывая губы, сообщил Прозитино.

— Сейчас я посмотрю, — сказал царь и, подойдя к подносу, пошевелил бумаги носком мягкого узорчатого сапожка.

— Ну, дайте мне в руки хотя бы вот эту бумагу, что ли…

— Пожалуйста, ваше величество, — сказал Спенсерка, подавая указанную грамотку царю.

Бегло просмотрев ее, Дмитрий Первый принялся задумчиво бродить по залу.

— Очередная «поклонная», — наконец произнес он. — На этот раз от главного воеводы Новгорода-Северского Михаила Шеина. Это не тот ли Шеин, что участвовал в сражении против меня под Добрыничами?

— Он самый, — кивнул Прозитино и тут же дал ему характеристику: — Умелый воин. Такого лучше иметь в качестве друга, чем врага.

— Не всегда, — усаживаясь на трон и подперев голову кулаком, веско заметил царь. — Врага можно казнить, а вот с другом…

— Друга можно отравить, — быстро подсказал Спенсерка.

— Можно отравить, — эхом повторил Прозитино.

— Пусть послужит мне! — выкатив глаза, неожиданно хрипло завопил царь. — Только пошлите его куда-нибудь на «крымскую Украину», что ли…

— Есть место воеводы в Ливнах, что на реке Быстрая Сосна. Там воеводы долго не живут… Просто мор какой-то на воевод, — неопределенно пожал плечами Спенсерка, ведавший теперь всеми назначениями в военной среде.

— Вот и пускай этот Шеин наведет там порядок, если сможет… — шумно, с хлюпаньем, понюхав собственный кулак, произнес царь. — Что там дальше?

— Письмо от… «незаконно низложенного воеводы Плещеева» с жалобой на самоуправство главного воеводы Шеина.

— Что? Опять этот Шеин?! — грозно гаркнул Дмитрий Первый. — Сколько можно? Мне что, делать больше тут нечего, как только разбираться с этим Шеиным? Вот если бы первым мне попалось письмо Плещеева, я бы, конечно, казнил негодяя главного воеводу за самоуправство, но первое слово дороже второго… Пускай отправляется туда, где мрут воеводы! С ним вопрос решен!

Глава 10. Восставший из могилы

— Где мои верные советники? — откинувшись на спинку кресла, спросил царь Дмитрий, который только что плотно пообедал и теперь желал обсудить кое-какие важные государственные вопросы.

— Что же вы, ваше величество, так себя утомляете? Нельзя так, можно серьезно заболеть, — произнесла Марина Мнишек, с которой Дмитрий Первый недавно обвенчался по католическому обряду.

«Начинается, — недовольно подумал царь, закрывая глаза. Это означало, что он утратил запас выдержки и теперь восстанавливал его. — Всякая баба норовит лезть с поучениями и наставлениями. И кого она поучает? Меня, царствующую особу. Она, правда, тоже особа… И это я имел несчастье поднять ее до себя, но что делать, ведь этот брак был необходим, поскольку связал меня с силами, поддерживающими мой трон своим оружием. Поэтому с ней надо полюбезнее».

— Ваше величество… — то ли передразнил с раздражением, то ли просто обратился Дмитрий к царице. — Хотелось бы попросить вас… Идите вы… отдыхать… одна! Я потом подойду!.. Может быть…

— Хорошо, хорошо, ваше величество, — приятная истома после блюд из осетровой икры и слабо соленой лососины побуждало царицу к приятному послеобеденному сну. — Я только хотела передать вам просьбу нашего немецкого друга барона фон Дивича, рекомендовавшего с самой лучшей стороны мастера пушек по имени Генрих…

— Я разберусь, — прервал ее Дмитрий Первый. — Отдыхайте!