Чехия и чехи. О чем молчат путеводители

А насколько «швейковина» соответствует чешскому характеру? Хоть и приходилось слышать мнение, что многие в Чехии недолюбливают роман Гашека – якобы в нем он надсмехается над чехами, выставляет их в глупом свете, – я думаю, это они зря. Еще сам Гашек беспокоился, что не все понимают его Швейка. «Не знаю, удастся ли мне достичь этой книгой того, к чему я стремился, – с грустью признавался Гашек. – Однажды я услышал, как один ругал другого: „Ты глуп, как Швейк“. Это свидетельствует о противоположном». И если слово «героический» трудно применить к спокойному, уравновешенному чешскому характеру, так что ж с того. Сами чехи о себе говорят: чешские люди – хорошие люди, но не борцы.

* * *

А ведь в давние времена чехи были совсем другим народом – крайне воинственным и непокорным. Чуть что не по ним – тут же врывались в госучреждения и выкидывали из окон верхних этажей неугодных чиновников. Даже шутка появилась о чешском национальном виде спорта – швырянии из окон. Даже термин этому явлению придумали – «дефенестрация». При своей врожденной боязни высоты тут уж я никак не соглашусь с Петром Вайлем, который умилительно называет эту казнь «… домашняя, вроде уборки квартиры», – по мне так гуманнее дубиной по голове. После первого такого швыряния разразились жестокие и опустошительные гуситские войны, когда табориты, ведомые свирепым и талантливым полководцем Яном Жижкой, наводили ужас на окрестные страны, отразили четыре крестовых похода европейских рыцарей. А когда сами были разбиты под Липанами, то уцелевшие воины не остались без работы – их охотно по всей Европе брали наемниками, как людей, имеющих отличную профессиональную репутацию. А недавно я узнал, что еще задолго до этого великий император Фридрих I Барбаросса с большой пользой для себя привлек чешское войско для своего очередного итальянского похода. Слава о жестоких грабежах чехов, не получавших никакого жалованья, шла впереди них. А чешский князь Владислав II, умело используя приемы психологической войны, искусно эту славу поддерживал. Когда чехи первыми из войска Барбароссы форсировали разлившуюся реку и разбили лагерь под стенами непокорного Милана, Владислав велел своим воинам надеть маски чертей, а также понаделать из теста фигурки младенцев, жарить их на кострах и поедать на глазах у осажденных. Пришедшие в ужас миланцы, получив такое зримое подтверждение слухам: мол, чехи – самые настоящие дьяволы и людоеды, – прекратили сопротивление и выплатили огромный выкуп императору.

Когда же с чешской воинственностью произошла такая метаморфоза? Здесь мне кажется очень правдоподобной теория «генной чистки», которую я услышал один-единственный раз от местного гида. Когда в XVI веке учение Мартина Лютера распространялось по всей Европе, в Чехии оно нашло особо благодатную почву: гуситские убеждения сохранились в умах и сердцах чехов на многие годы. Сам Мартин Лютер, посетив Прагу, так высказался о своих единомышленниках: «Все мы в той или иной степени гуситы». К концу XVI столетия восемьдесят процентов населения Чехии стало протестантами. В это время чешской короной владели уже австрийские Габсбурги. От них протестанты требовали признания равных прав с католиками. А когда получили окончательный отказ, что они сделали?… Правильно – опять выкинули из окна чиновников. Когда будете со мной в Праге, я вам это окно в здании королевского дворца покажу. Третье по счету швыряние получило несколько комическую окраску, так как на этот раз чиновники спаслись, упав в кучу мусора, скопившегося под окнами дворца, но дальнейшие события были совсем не веселыми. Чехи подняли восстание, но потерпели сокрушительное поражение от нового австрийского императора Фердинанда II на Белой горе. С этих событий началась Тридцатилетняя война, опустошившая Европу, а для чехов Белая гора стала трагическим символом полного порабощения родины империей Габсбургов. «Посерев от боли, / стонут воды Влатвы, I триста лет неволи, / двадцать лет свободы» (Марина Цветаева,). Фердинанд жестоко расправился с повстанцами. Двадцать семь предводителей были казнены на Староместской площади, а потом произошла та самая чистка. Всем дворянам-протестантам было предложено или вернуться в католическую веру, или навсегда покинуть родину. Кто-то смог поступиться своими убеждениями. (Помните, как во Франции Генрих IV произнес: «Париж стоит мессы»? Стоя перед подобным выбором, он предпочел принять католичество, чтобы получить французскую корону.) Однако цвет чешского дворянства – самые непримиримые и стойкие оказались на чужбине. Среди них – великий чешский педагог Ян Амос Каменский. Пожалуй, для генофонда маленькой страны это был значительный урон. И грабли при такой чистке были чаще: отречься от своей веры надо было перед Богом.