Чехия. Инструкция по эксплуатации

В море слов – мы истинные морские волки, колумбы новых, еще не открытых континентов. Наши приключения – это кильватерные следы за судном. Мы не верим в правильность частей света. Непредвиденные обстоятельства – вот наш континент[33]. Ибо, разве не обмениваемся мы приветствиями словно моряки Ahoj Franto! (Привет, Франтишек!). Разве не изумляет это истинных обитателей приморских побережий? Ahoj при встрече и на прощание, в театре и на берегу. Чешский Синдбад таким образом приветствует global village – мировую деревню он приветствует словно урожденную, океаническую сестру чешской деревни. Несколько удивленный, он считает, будто бы в этом разбирается, будто бы это нечто такое, в чем он, собственно, уже проживал. "Агой, эгегей, люди, - зовет он. – Ну, вот он я, весь тут! Где тут имеется пивная? Где тут можно поболтать?".

Потому что беседа, разговоры – или pábeni – делает нас людьми. Этому у нас имеются доказательства: сцена, разыгравшаяся с участием Ярослава Гашека и генерала Рудольфа Медка в Праге после Первой мировой войны. Правда, они встретились не "У чаши", всего лишь в "Унионке", где, в отличие от старых времен, тогда засиживалась совершенно новая элита. Недавно лишь вернувшись из России, Гашек разглядывается по залу кафе. Он слышит чешское слово, вдыхает морской мир акул: акул новых времен. Ярек замечает Рудека. Рудольф Медек сидит в окружении молодых людей, слушающих его словно пророка.

Ярослав Гашек, как нам известно, дезертировал дважды, а вот Рудольф Медек - многократный герой. Но оба пишут. Чешские литераторы. Гашек еще вчера был красным комиссаром на территории величиной с всю Чехию (по крайней мере, так говорится). Рудольф Медек служил в России в качестве офицера Чехословацкого Легиона, теперь служит в армии независимой Чехословакии. Гашек, как обычно, был без гроша за душой, зато Медек – при деньгах, в кругу почитателей его как наставника и пророка, агиографа чешских достижений. Гашек же – пролетарий пера, оплачиваемый построчно – поставлял Швейка главу за главой. Уже то, что он появился в "Унионке" было необычным делом. Неожиданно Медек заметил его.

- Агой, Ярек, ты откуда здесь взялся? – громко обратился он к нему. – Привет, старик! Это тебе еще так повезло! Если бы наши схватили тебя в России, то, как приятели мы бы вечерком выпили, но утром ты бы болтался в петле!

Гашек на это очень спокойно:

- Агой, Рудек! Я в России был большим, чем ты, господином. Если бы тебя сцапали наши, то вечером, как приятели, мы бы хорошенько выпили, а утром я бы тебя отпустил…

ШВАНДА ВОЛЫНЩИК

Некий пройдоха или скандалист должен был устроить серьезный скандал, прежде чем – к нашей радости – мог обрести прозвище Крживопрд. И, понятное дело, давным-давно прошли времена, когда наш человек мог публично носить такую фамилию. Просто количество мягко звенящих в ушах Бржезинов увеличивалось изо дня в день. Слава тех замечательных, старых фамилий сегодня сохранилась только лишь в венской телефонной книге, которая с гордостью их и публикует. Все эти Воссерки, Пудельки, Ритки, Питшалы и Гебаки проживают там совершенно невинно, непереведенные и непереводимые[34].

Только наше отвращение к длинным составным выражениям берется не из лени или же из скупости. Хотя немец Михель их обожает, чех Вашек глядит на них с подозрением и принимает только тогда, когда те теряют свою абстрактность. И вместо того, чтобы написать "věžodům" (небоскреб), акцептирует "věžák" (высотка), но только лишь в том случае, если в таковом какое-то время прожил. Все это немного похоже на путь наших святых в Небешаны.

Именно здесь, под Страконицами – дорогой мой чехоразведчик, решившийся избрать мою трассу – ты получишь первый серьезный урок небоскребов. Их архитектура с немалым успехом пытается испортить красоту нашей страны. Все эти могучие, серые и скучные последовательности жилых ячеек, о которых туристические путеводители предпочитают вообще не упоминать, и уж наверняка их не предлагают, представляют собой, все-таки, нечто специфическое. Это родные сестры и братья наших халупок.

Готвальд, тиран пролетариев, в самом начале прекрасно понял, что оба этих явления – как пролетариев, так и тиранию – поначалу следует создать. Из местных источников под рукой имелись только боссы, но откуда было брать исполнителей всемирной справедливости? Понятное дело, еще у нас существовали промышленные агломерации в виде неких деревень покрупнее, имелись рабочие и поселенцы, только вот где было найти обнищавшие массы или смерть от горлода? С массами у нас вечно были сложности.