Чехословацкая повесть. 70-е — 80-е годы

Листок будто только что плавно слетел сюда с раскидистого древа деловой переписки. Осень на пороге — хочется вздохнуть человеку, — деловые письма падают, земля отдает свои плоды.

Обнаружив под столом знакомые махровые шлепанцы, Пекар произвел эксперимент. Дал их обнюхать козе и приказал:

— Ищи! След! Ищи! Апорт!

Коза не взяла след. Пекар, а с ним вместе и мы, любезный читатель, можем из этого заключить, что данное животное никогда не служило на границе.

Удача покинула Пекара, и его начал охватывать страх перед Эльвирой, которую он уговорил замещать его дальше в маленьком замке у мастера Ондращака. Пусть они там не думают, что их киностудия единственная на свете, решил наконец Пекар и направился к проходной.

Мы, само собой, не сторонники искусственно подстроенных завязок, но, вслед за Наполеоном, считаем, что нельзя игнорировать силу случая. И именно случай был причиной того, что, как только Пекар с одного конца покинул длинный коридор, на его другом конце вынырнул более известный режиссер, а навстречу ему знакомая нам Мартушка.

— Мартушка, есть у вас что-то для меня? — крикнул мэтр через весь коридор.

— Еще ничего, я как раз ходила просить машину.

— Время не терпит, учтите, — ответил режиссер, пока еще мирно. — А то как бы какой-нибудь Крупецкий опять не спер у меня идею. И зачем я сказал ему об этом? Ну, чего вы стоите, как жена Лота?

— Сейчас возьму машину…

— Я про козу, а вы про телегу! — напустился более известный и признанный режиссер на девицу, используя пословицу, которая в этом случае действительно была уместна.

Мартушка, блестя полными слез глазами, потрусила вниз по коридору и остановилась только у шлагбаума возле проходной.

— Что это вы такая грустная, барышня? Сердечные дела? Не бойтесь, он передумает! — утешает ее вахтер.

— Старик… — Девушке хочется излить душу…

— А все потому, что вы путаетесь с женатыми, — гласит устами вахтера мудрость столетий. — Он же вам в отцы годится…

— Ему, видите ли, козы понадобились. И где мне вот так вдруг их взять?

Вахтер оглядел Мартушку с ног до головы и подумал о чем-то своем. Потом взгляд его устремился на стройку новой гигантской проходной, где отдыхали деревянные козлы для строительных лесов. Когда его глаза опять встретились с глазами Мартушки, он обнаружил в них удивление.

— Он хочет настоящих, с рогами.

— Только что здесь прошла одна такая, — вспомнил вахтер, — да с таким веселым мужиком, все время шутки-прибаутки. Мол, червячка заморить надо, ха-ха-ха! Они только что ушли, она, можно сказать, его тащила, так что у него не было времени даже для стоящего анекдота…

— Вы просто клад, дяденька!

Она поцеловала его так называемым ни к чему не обязывающим деловым поцелуем, который, собственно говоря, даже и не поцелуй вовсе, а нечто вроде того, что принято у эскимосов, — прикосновение щеки к щеке. Ах, если бы у нас было время описать более подробно значение и шкалу всех этих ни к чему не обязывающих деловых поцелуев, которые мы наблюдаем ежедневно при самых разных обстоятельствах, это уже был бы социологический зонд, не так ли? Но мы мчимся вместе с Мартушкой к такси, которое соизволило наконец притащиться к проходной студии.

Герой наш Карол Пекар, конечно, не сдался. В противном случае наша повестушка должна была здесь и закончиться и мы лишились бы нескольких печатных листов, боже избави нас от худшего! Пекар просто на некоторое время потерялся, и когда мы снова встречаем его с козой, он несет под мышкой большую книгу, похожую на семейный фотоальбом.

Кино-то не единственный вид массового искусства, от которого мы зависим, думает он. Не вышло на Колибе, пойдем к конкурентам. Решение Пекара приобщиться к миру искусства было неколебимо, а вера — оружие сильных, твердит он про себя.

Наступление началось с того, что Карол всунул голову в будку вахтера и открыл артподготовку.

— Кажется, я немного опаздываю? Они уже начали, да? Но меня, надеюсь, еще не искали. А если бы уже искали, вы бы знали, где меня найти. И не спите, не спите, что, если вместо меня сюда явится контроль или какой другой незваный гость? Фуражка должна быть на голове…

Хотя вахтер не спал, Пекару удалось привести его в замешательство — ибо кто же на этом свете без греха — и беспрепятственно проникнуть внутрь. Вступление в храм искусства было бы похоже на триумфальное, если бы не патерностер[78], где у Пекара с козой не обошлось без некоторых затруднений.

— Меня ничто не остановит, — твердит Пекар, подобный грозовой туче, — даже красный свет на дверях, я же не автомобилист, чтобы дожидаться зеленого.

Э-ге-ге, телестудия-то отличается от кино, как небо от земли! Здесь, в помещениях бывшего «Татра-банка», не заскулишь от одиночества, скорее наоборот. Даже в кабине патерностера. В коридорах народ кишмя кишит, а у кассы — тем более. Длинная очередь змеится до крутой лестницы. Ох, и весело же, атмосфера творческая, а отдел можешь выбрать себе по вкусу, каждый полон жизнеспособных, бодрых людей. А этот шум, этот шум, клокотание жизни в самой что ни на есть чистейшей форме. В самой чистой, поистине телевизионной форме.