Девушка смерила мою спутницу пристальным взглядом. Взглянула в ее пустые глаза. А на лице проступила озорная улыбка. Кажется, она начала понимать, что за свидетельница стояла перед ней:
— Ясненько. А меня после дежурства задержали. Допрашивали доставленных с облавы притона. Вот только освободилась. Хотя…
Девушка ненадолго задумалась, а потом кивнула, отчего затянутые в хвостики волосы смешно дернулись:
— Домой я ещё успею. Пожалуй, схожу с тобой. Подожду у дверей. Только створку неплотно закрой.
Последние слова она произнесла, понизив голос до заговорщического шёпота. Я кивнул:
— Как хочешь. Идём.
— Прошу.
Девушка открыла дверь, пропуская нас в отдел.
— Марков, это Чехов. К Иванову, — произнесла она, обращаясь к дежурному — рыжему веснушчатому парню лет двадцати. Тот кивнул и нажал на кнопку, пропуская нас в отдел.
Мы прошли по коридору. Остановились у двери в кабинет Иванова. Я глубоко вздохнул и постучал в створку. Девушка же присела на край скамейки, с интересом глядя на меня.
— Войдите, — послышался приглушённый голос из-за двери. И я ступил за порог кабинета.
Иванов сидел за столом и смотрел в монитор компьютера. И как только я оказался в помещении, он оторвался от своего занятия, и взглянул на меня. И на лице парня расплылась довольная улыбка:
— А, мастер Чехов. Простите, не успел вас предупредить. Допрос переносится. Сегодня утром, в остроге произошел мятеж. Черносотенцы и "Сыны" что-то не поделили в городе. А их коллеги устроили бойню во дворе острога во время утренней прогулки. Все участники отправлены в камеры штрафного изолятора, за нарушение режима содержания. Так что теперь мы с вами встретимся через пару недель.
Я кивнул:
— Надеюсь, с моим подзащитным все в порядке.
Иванов широко улыбнулся, не скрывая удовольствия:
— Да. Жив, здоров. И даже весел, насколько мне известно.
— Это хорошо. Значит, на заседании о выборе меры пресечения я могу просить судью о домашнем аресте, — протянул я. — Так как обстановка в острожных стенах может быть опасной для Гордея. А учитывая первое правонарушение и тяжесть проступка.
Улыбка Иванова начала медленно сползать. Видимо, это он не учел. И теперь ему стало резко не до смеха.
— Если, конечно, это заседание состоится, — продолжил я. — Потому что я нашел свидетеля, который может подтвердить, что Гордей провел с ней всю ночь. Не отлучаясь.
Лицо Дмитрия стало совсем уж кислым.
— И сейчас она даст показания под присягой, — продолжил я и обернулся к Оксане:
— Ты ведь расскажешь, где Гордей провел ночь после посиделок в игорном доме, правда?
— Да, — проскрипела девочка.
— Ну, я тоже нашел нескольких свидетелей, — произнес Иванов, но голос его прозвучал очень уж неуверенно.
Я кивнул:
— Это прекрасно. И пока вы ведёте допрос, я хотел бы ознакомиться с показаниями. Согласно статьи уложения о защите. Потому что через корреспонденцию я ничего не получал.
Жандарм кисло кивнул. Отпер сейф и достал папку с делом. Небрежно кинул ее на край стола:
— Присаживайтесь, мастер Чехов. Знакомьтесь.
Я прошел к столу, сел в кресло. Девушка же так и осталась стоять.
— И вы присаживайтесь…
— Оксана, скажи мастеру Иванову как тебя зовут, — Не оборачиваясь произнес я, открывая папку с делом. — Присядь и отвечай на вопросы мастера. И говори правду.
Девушка прошла к столу, села в кресло и уставилась на Дмитрия пустыми, холодными глазами. Прохрипела:
— Спрашивайте, мастер Иванов.
И от этого парню явно стало не по себе. Он поспешно отвёл взгляд и начал допрос:
— Фамилия, имя. Носишь ли отчество.
— Тихонова Оксана. Простолюдинка.
— Год рождения…
Я же нашел показания свидетелей, достал из папки блокнот и приступил к чтению, занося в записную книжку некоторые спорные, с моей точки зрения, моменты.
К чести жандарма, он пытался сбить Оксану с толку. Задавал вопросы с подвохом, например, переформулировал одни и те же вопросы и произносил их снова, или просил повторить все в обратном порядке, часто напоминая про каторгу за лжесвидетельство. И я впервые порадовался, что девочка была неживой. Живой мог бы заволноваться. Или испугаться. И начать путаться. Мертвецу же было плевать на каторжный срок. Да и волнения она не испытывала. Поэтому отвечала на вопросы четко и уверенно, ни разу не сбившись. И через двадцать минут жандарм сдался и отправил готовый документ на печать. Оксана поставила на распечатанном протоколе корявую подпись и снова молча вперилась взглядом в Иванова. Я же закрыл папку, откинулся на спинку кресла, и скрестив руки на груди, произнес:
— Ну вот. Свидетель не путается, говорит по порядку, что и как было. А вот ваши трое… слабо, мастер Иванов. Судя по их словам, они видели трёх разных людей. И ни один из них даже близко не похож на Гордея.
На лице жандарма проступили красные пятна. Он стиснул зубы и шумно выдохнул через нос. Но я добавил: