Я подумал, стоит ли говорить с Фомой о семейных делах, а потом решил, что больше не с кем.
— Когда-то очень давно моя мачеха потеряла ребенка. И она винит в этом меня.
— А вы виноваты? — серьезно спросил парень, не отводя взгляда от дороги.
— Возможно, — нехотя признал я. — Все случилось, когда я был совсем ребенком. Я плохо помню ту ночь. Маргарита Ивановна вошла в мою комнату, для того, видимо, чтобы пожелать мне добрых снов. А потом она закричала.
— На вас? — сухо уточнил Фома.
— Нет, — я мотнул головой. — Я помню, что она жутко завыла, будто…
Я закрыл глаза, чтобы восстановить в памяти то страшное событие.
— Не торопитесь, вашество, — терпеливо отозвался Питерский. — Иногда для того, чтобы вспомнить, не нужно напрягаться. Лучше поговорите с ней, с этой Маргаритой Ивановной. Много лет прошло, и она может помочь вам понять, что же тогда случилось.
— Мы не говорим с ней, — тихо признался я.
— И почему? — парень нахмурился. — Она ведь была взрослой! Неужели можно обижаться на ребенка? Даже спустя столько лет? Вы ж не чудовище.
— После той ночи она всегда смотрела на меня с ненавистью, — тихо продолжил я, слыша где-то внутри себя эхо того женского крика из прошлого.
— Вам стоит самому к ней прийти. И поговорить.
— Она сейчас живет не дома. Маргарита понесла. Она тяжело переносит беременность и потому находится рядом с лекарями.
— Вот почему вашему батюшке так грустно, — вздохнул шаман. А потом хмыкнул: — так значит, дома мачехи нет? И вы можете заглянуть в вашу старую детскую без того, чтобы столкнуться с этой дамой?
— Зачем? — растерялся я.
— Потому что это может помочь вам вспомнить! — словно ребенку пояснил Питерский.
— Ты прав, — обескураженно признался я. — Мне не приходило в голову, что можно…
— Одна голова хорошо, а вторая… — он постучал пальцем по своему виску. — Никогда лишней не будет!
Дорога до мануфактуры не заняла много времени. Фома остановил машину на парковке, и я заметил, как охрана у ворот пришла в движение. Видимо, на мой счет на предприятии было особое распоряжение.
— Нужна будет твоя помощь, — обратился я к Фоме.
Шаман кивнул.
— Как скажете, вашество, — пробасил он. И живо поинтересовался: — А делать-то чего надо?
Я усмехнулся:
— Слушай…
Много времени на рассказ не ушло. Фома выслушал мой план и довольно хмыкнул.
— Это вы хитро придумали, вашество, — покачал он головой.
— Ну тогда идем.
Мы вышли из машины и направились к воротам.
— Приказчика нет на месте, мастер Чехов, — сообщил из-за закрытых створок старший дружинник, когда мы подошли.
— Он нам и не нужен, — начал разговор Фома.
Дружинники удивленно переглянулись. Питерский же гордо достал из кармана удостоверение и раскрыл его, показывая документ:
— Меня зовут Фома Ведович Питерский, — начал он. — И я, вместе с консультантом, мастером Чеховым, приехал на вашу мануфактуру в поисках определенного призрака. Мы должны поговорить с ней как со свидетелем по одному старому делу.
— У нас нет призраков, — начал было дружинник, но Питерский его перебил.
— Этого вы знать не можете! Все равно положено осмотреть мануфактуру, — сурово произнёс он.
— А бумага соответствующая у вас имеется? — хитро прищурился дружинник.
Я тяжело вздохнул:
— Не хотите впускать нас на территорию — право ваше. Но тогда начальник отдела, мастер Питерский, вполне может расценить это как отказ от добровольного сотрудничества.
— Могу расценить, — кивнул шаман, и глаза его недобро сузились.
Я отошел на несколько шагов назад. Щелкнул пальцами, призывая тотемы. Пеньки довольно закряхтели, шевеля корнями. Впрочем, даже без фонаря я уже видел приближающихся призраков. И выглядели они взбудораженными.
Дружинники снова переглянулись.
— Мастер, здесь нельзя… — начал было старший отряда.
Но я его перебил:
— В каком законе указано, что свободный подданный не может на территории города призывать тотемы? Я никому не угрожаю. И внутренний распорядок вашей организации не нарушаю.
Черные нити потянулись от тотемов. И дружинники увидели целую процессию призраков, шагающих прямиком ко мне. Мужчины принялись осенять себя священными знаками Искупителя.
Я поспешно погасил нити, чтобы охрана больше не видела призрачных обитателей и не слышала, что говорят духи.
Призраки поравнялись с нами, обступили меня, и забормотали, прося отметить их знаком. Но я поднял руку, призывая их к молчанию. И призраки повиновались. Было заметно, что Питерского несколько смущало все происходящее.
— Меня зовут Павел Филиппович Чехов, — начал я. — Вместе с мастером Питерским мы прибыли, чтобы узнать от вас необходимые нам сведения.
И только после этого я снова напитал призраков силой.
— Это ведь Федька-буян, — пробормотал кто-то из дружинников, указав на щуплого паренька, который с невинным видом поправлял на груди разорванную рубаху.
— Вам нечего опасаться, — обратился я к живым. — Никто не собирается причинять вам вред.
Федька покосился на охрану и оскалился в пугающей ухмылке. Но заметив мой недобрый взгляд, сразу смешался и принял самый что ни есть смиренный вид.
Питерский вышел вперед, чтобы начать опрос.